Все нежней - и капризней - в рассвет из свинца -

Осень, мы же не в праве! - но держит, но лжет -

Острый камушек жизни в размякших сердцах

Все безудержней давит - и сумрачней жжет,

Васильком надо рвом - океаном в стекле -

Зовом давней вины - посмотри мне в глаза:

Никогда никого не любил на земле,

Никому из земных ничего не сказал!

Ты не сдвинулось, небо - ты просто сквозь плоть протекло,

Ты не кончилось, время - ты просто меня пролистало -

Крошкой старого хлеба скатилось в земное тепло,

Как безплодное семя, в беззвучную бездну упало -

И вчерашнего рая осколки войдут, как ножи,

Пустоту возвращая затылку - тепло, неумело... -

Просто, лишь умирая, стремительно учишься жить -

Лишь привычно прощаясь, прощаешь - какую-то мелочь...

В который раз настал суровый срок,

Осыпались края грохочущего вала -

О чем ты шепчешь, вещая усталость,

Лобзая ускользающий песок?

На все довольно дня, да века мало.

Межзвездное безумие, кружи! -

Вздымай в сердцах трепещущую пену!

Учи беззвучно жить, печально помня цену

За наши ледяные миражи -

За наше место в меркнущей вселенной.

Отряси золу с земных корней,

Погаси ослепшее светило -

Жизнь прошла - что сожалеть о ней?

Людям, у которых есть могилы,

В этот вечер чуточку больней.

Не ропщи - все честно, все по праву,

Хочешь - сядь у Млечного пути,

Словно у сожженной переправы -

Лишь, простив, навеки отпусти

Лучиком царапнувшую славу,

И - стряхнув нелепый, тесный сон,

Шире шаг изящно-похоронный! -

Все, что скажут люди - треск ворон -

Что грустить над мнением вороны?

Оглохшие грифы,

навеки недвижные струны...

С рожденья хранимы

молчаньем чужих мертвецов -

Нет, даже не скифы -

угрюмые, грубые гунны,

Бредущие мимо

до нас опустевших дворцов.

Повымерли скальды -

устало свое досказали -

Лишь ноет и молит

под сердцем ночная пурга -

И кубики смальты

не виданных нами мозаик

Песчаное море

приносит к свинцовым ногам.

Поруганным храмом

молчат безымянные страны,

Сливаясь в слепое

жерло одинаковых дней -

Потрогать ли мрамор

без нас отыгравших фонтанов,

Пока из них поим

приземистых, пыльных коней?

Лишь в страстной тревоге

душа неизвестного ищет,

Тоскуя о мере,

впрягаясь в немыслимый счет -

Но - снова дороги,

скрипучая гладь пепелища -

И проще не верить,

что в мире есть что-то еще.

Просто - обронены в теплую тину земного,

Просто - застряли, по шляпку зарывшись в судьбу,

Гвозди чего-то немого, бездарно-родного -

Вот и волочим тупое, огромное слово -

Черную тяжесть померкших в беззвучии букв.

Ведь - примелькалось, как времени лысые версты,

Ведь - придышалось, как памяти сдавленный газ,

Только венчанное истиной терпко и просто -

Словно с избитого сердца отпала короста,

Словно "молитесь за обижающих вас".

Это шаг к неизбежности - жадное, жалкое слово,

Расцарапанной памяти вдруг навернувшийся сон,

Нет ни страсти, ни нежности - просто не надо иного -

Вот и плачем на паперти нас пропахавших времен;

Но - какая погодина! - Взрогнув, земное обнимем,

Глыбу плюс безконечности стронул осенний рассвет... -

Это тонущей Родины тихое, терпкое имя -

Это ноющей вечности в нас исчезающий след.

Полей цветы, скажи: пока,

ведь не вернешься вспять,

Погладь, межзвездная рука,

рябиновую прядь!

Так льется пульс, так давний грех

уходит в снов песок,

Так тесно! - Сердцу снится снег,

летя наискосок.

Молчи - слова избились в кровь,

сточились до нуля,

Прости - как подлая любовь,

кончается земля,

Обломком роли пробил час,

разверзся сердца ров -

Ну что - давай - в последний раз -

в густую боль миров -

К одной звезде, одной беде,

все - фальшь, но пальцы - те ж! -

Повесив на одном гвозде

всю сутолку одежд,

Сметая паутину схем,

вонзаясь в жизнь до дна -

И я - последней песней нем,

и ты - виной пьяна -

Скользя сквозь лунный полукруг

в прощальный всплеск земли,

Мы что-то не назвали вслух,

хотя - уже могли.

Мани, полузабытых нот

пленительная ложь!

По кругу медленно плывет

притихшей боли ковш,

О, дерзкий Вальсингамов пир,

как пуст твой гвалт и свет!

И точит души Брестский мир -

подумать! - 20 лет,

Так что ж - уже иссяк язык,

испепеливший век -

И наш четырехгранный штык

навеки воткнут в снег?

И что же - длись, нелепый сон,

как низкий вран, кружи? -

С Варшавой Киев породнен

(эх, Пушкин не дожил!)

И тот же тусклый ряд нулей -

на месте душ и глав -

Чем либеральней, тем пошлей

(но как же Тютчев прав!)

Прости скотам и подлецам

прощальный всхлип руля -

Спи, исскитавшимся сердцам

ненужная земля! -

Прими в себя дурную кровь,

смети шипенье фраз -

Ты будешь! - Ты задышишь вновь -

Но только - после нас.

Пусть в первоцвет иной судьбы

врастут сквозь травный кров -

И наши жалкие гробы,

и тишь твоих гробов.

Атака в 1917 году

В каком-то липком полусне

(а выбора-то нет!)

Полковник выбросил пенсне -

и отстегнул планшет:

"Довольно слушать этот сброд,

прочь, петроградский гной!

Кто глотки драть - пускай дерет,

кто умирать - за мной!"

И - вслед за ним - как луч в чаду -

пол-струйки из толпы,

Снимая шашки на ходу,

бросая цейсы в пыль.

Кого-то звать - напрасный труд -

лишь кровь в висках звенит,

И руки ласково берут

винтовки с пирамид,

Из тысяч - горстка - как звезда

сквозь снасти корабля -

Им до конца уже чужда

Керенская земля,

В их душах надорвалась нить,

связующая мир,

Им все равно уже не жить -

веди их, командир -

За всем понятную вину,

за прожитое зря,

За нашу бывшую страну -

и бывшего царя!

За злую правду старых ран,

за новой жизни мрак -

Сжал седоусый капитан

Георгиевский флаг,

На изготовку - пять минут -

спокойней! По местам!

Сейчас разрывы позовут -

на бруствер шаг - а там -

Лишь кособокие следы,

лишь заостренный свет -

Веди их, смерть, сквозь сладкий дым -

туда, где смерти нет.

Сотри мои нули,

сойди по струйки пыли -

Как тесно говорить,

как важно - замолчать -

Не бойся, все прочли,

и все - давно забыли,

Дымись на мне, зари

последняя печать!

Не собирай вещей,

не надо ставить чайник -

Я ухожу - туда,

где не рыдают вслух -

Лишь горизонта щель

засветится печальней -

И застучит вода,

и провернется круг.

Неси меня, стекло!

Прости, зубная паста!

Как льдинка, тает страх,

по памяти скользя...

Когда темно от слов,

читай Екклесиаста -

Он все держал в руках -

и ничего не взял.

Вернется все - над клокотом столиц,

Как вороны, промчат - победы, песни, люди -

Сомкнутся царства - и, прострутся ниц,

Но только - на земле уже не будет

Таких же неслучайных, тихих - лиц -

Их не вернет во мгле кружащий ветер,

Их не достанет из ночных сетей

Наставший день... - и вроде, мы в ответе -

За горький мир, за век, за веру, за детей -

Но что поправят наши дети,

Когда и нас - лишь меркнущим крылом

Царапнуло сквозь яти эпитафий,

Плеснуло, словно тонущим веслом,

Повеяло из недр нерезких фотографий?... -

И - прав поэт - пора. Пора на слом!

Над сверкающим мартом летят облака,

Не забудь - потускневшего мира труха -

Это были - пьянящие, звонкие вещи!

Только пойманной рыбой секунда отплещет,

Запоздалой снежинкой растают века -

И уже - от теснящейся мглы языка -

Вновь - как в самом начале - останется слово -

Обреченно-легко и безумно-неново -

И, то самое слово не в силах сказать,

Мы все горше взираем в земные глаза,

Вечно жаждем дыханья далекого крова -

И оглохшему сердцу не надо иного.

Армии ген. Сампсонова

Есть вещи нереальнее Парижа,

Есть линии, что в нас пересекаясь,

Прозрачно упираются в созвездья -

И плавятся в предутреннем дыму -

За все, что звонкий век из сердца выжал,

Не думая о завтрашнем, не каясь,

За все, что душам снилось - врозь и вместе -

И больше не приснится никому -

Идем в атаку! - полковое знамя

Дрожит от детской радости и спешки,

Но... - точка на вселенской промокашке,

Пылинка на заваленном столе -

Тот мир, где все решается не нами -

Прозрачные персты поправят пешки -

И катятся защитные фуражки -

И замирают на чужой земле.

Все земное - в иссохшую землю, как тусклое жало,

Паруса одиночества розовым небом полны,

Не дойдя до конца - и не в силах вернуться к началу,

В миг, когда на рассвете еще не рассказаны сны,

Бой не начат - и семя на дно борозды не упало -

Мы хватаем не глядя земли лотерейный билет,

Наступаем на хрупкие рамки вчерашнего мира -

Вроде все, как всегда, но чего-то - последнего - нет,

Поздний поезд эпохи качает немых пассажиров -

И отцветшие души внимательно смотрит на свет.

Когда сомкнется вновь искрящаяся пена -

И скроет навсегда растерянные дни,

От наших городов оставив только стены -

И горсточку золы - от наших книг,

Когда в последний раз из темных бездн эпохи

Поднимется пьянящая волна,

Кто вспомнит вас, мои растрепанные строки?

Но сердце тускло светится со дна,

По синим склонам чувств блуждает жизни эхо,

Ты долго ждал меня, размокших душ ночлег! -

... сверкающий осколок человека

С протяжным свистом падает на снег.

Понял все, но наверно - поздно,

Сухо крошится серый хлеб,

Старой сетью всплывают звезды -

Как ты горек, последний воздух,

Нам доставшийся на земле!

Тише, вечность - уже сгораю,

Тая в легкой золе утрат,

В складках времени замирая -

Здесь, на первой ступеньке рая,

Так пленительно-близок ад!

Вот и возглас - читай, дорога,

Наш последний 9 час -

Пусть припавший на перси Бога

Нам испросит - совсем немного -

Вспышку музыки после нас.

Как старый лев, в последнюю мечту

Ступил, стерев закатную черту.

И все, что здесь, в пустой коробке дня -

Не для меня - уже не для меня.

Сгустился липкий предрассветный сон,

Как плеск до плоти стершихся знамен -

Он сотни раз солгал - не верь ему,

И никому на свете - никому.

Души, души потерянный пароль -

Все на земле поделено на ноль,

В стальные жерла звезд взирает мрак -

Весь день не так - и век пройдет не так.

Но в жалкой страсти что-то изменить,

Смотри, не рви трепещущую нить

В забытой боли слившихся сердец -

Куда ты без нее пойдешь, слепец?

Куда спешил? Все вышло в срок -

Вздохни над времени дырой.

О чем забыл? На что берег

Свою игрушечную роль?

Зачем хранил значки утрат -

И гнал раздавленной трубой

Своих невидимых солдат

В последний бой - с самим собой?

Все стены взял, все звезды сжег,

До плоти вывернул карман -

У нас керенщина, дружок -

Измена, трусость и обман,

Но все равно нельзя не плыть

За розовый Коцит вины,

А там - молчать, искать, платить -

И дальше жить - за полцены.

Мы уже не придем

в тесный домик опавшего мира,

Занавеску молчанья

задернув, и душу укрыв

Предрассветным дождем,

как поношенной пыльной порфирой,

Не наступим нечаян-

но сердцем в пьянящий мотив,

Не падем при пути -

и клокочущих платьев не сбросим,

Где-то скрипнули двери,

как подлое слово "судьба" -

Все проходит - прости

отвратительно теплую осень,

Постарайся не верить

ее сероватым губам.

Вот, у нас на двоих -

три-четыре безсмысленных слова,

Как всегда - о погоде,

о том, что дымит позади -

Как тускнеющий штрих

ускользающей бездны земного...

Все на свете проходит -

И ты, помолчав, уходи.

Слово выжато - что осталось?

В луже сердца - тупая жалость,

В пальцах - дым, на губах - стекло -

Так примучилось, примелькалось -

Плачь, закатной дороги алость -

В новый мир, где не будет слов.

Мы наверно забудем эту,

По качелям ночного света

Ускользнувшую бритву-быль,

Лишь сверкнет сединой сюжета -

И все дальше гремит комета,

Подымая стальную пыль.

Да, не нами пылало слово,

Но - из теплой зари земного,

Сквозь прожитую в пыль судьбу -

Горстка букв задымится снова -

Горькой лаской чужого крова,

Острой крошкой кольнув в зобу.