Мы жили - быть может час -
На синий и шаткий лед
Ступая в свой первый раз,
Впиваясь зубами в плод,

А то, чем были всегда -
Чернеет по лужам лет,
Но ведь мы вышли, звезда,
Под твой леденящий свет!

Ведь рвали свистящий мрак,
Точили зубья ночей -
Ведь мы не спустили флаг!
(Вот только понять бы - чей)

И здесь - под неба дырой -
Куда ж осталось спешить?
Так и не подобрал пароль
К замочку своей души,

Чего-то всю жизнь прождал,
А, может, и хорошо -
Что толком не разгадал,
Не вымолил, не дошел?

Тогда спасибо - за сны,
За терн на гробе врага,
За общую всем земным
Тупую тяжесть в ногах...

Мы слышали струны, мы видели явные знаки -
И сделали выводы, часть из которых - смешны,
Ну что ж, на корабль - только он не настигнет Итаки,
Бегущей от странника, как от восставшего - сны.

Но что ж будет дальше? Уже уменьшается парус -
И реют газетные чайки, крича ему вслед,
Где все наши беды? - Прозрачное облачко пара
Над кратером мира, бурлящего тысячи лет.

Триумфы и трауры тают, оставив лишь опыт -
Лишь жесткие черточки у основания глаз,
Как к выпитой чаше, к иссохшим губам Пенелопы
Припасть бы... - но вряд ль она еще помнит о нас.

Снег падает жребием больше не нужных героев,
Дом заперт, сквозь воду вращается змейка ключа -
На месте разрушенной строится новая Троя,
Прозрачнее парус - и жалобней чайки кричат...

Счета всех безсонниц оплатим сполна,
Как жгучая льдинка в перчатке, растаем -
Щербатой ступенькой сверкнет седина,
Обломки миров, как таблетки, глотая.

Ты думаешь, миру без истин и стен
До хрипа, до кашля - захочется слова?
Вот угол - сложи свою лучшую тень
Под пыльную толщу всего остального,

Хотя бы, сбежав со своих похорон,
Пойми - все давно уже сказано прозой!
Тебе не хватало бумажных корон?
К чему еще вечности ртутные розы?

Вот вечер, чтоб вычерпать душу до дна -
Не тлеет где искорка ложного рая?
Вот дыркой в бездонное давит луна -
Ну что ж, на нее можно даже полаять,

И, жадно сдирая с себя вещество,
Уже непонятно - взлетать ли, снижаться -
В щемящее счастье не знать ничего,
Ничем не дышать, ни за что не держаться.

Так кончаются карты - давно ль ты мечтал переплыть
Преддекабрьского Стикса пунцовую, стылую лаву?
Сколько весен разбито о право беззвучно любить -
Между прочим, достаточно горькое право?

Люто вертится ветер - ты веришь в любовь до конца,
До залившего жилы волнения вечного лета?
В остывающем мире так быстро стареют сердца,
Что гораздо надежней влюбляться в предметы.

Нет, с безжалостной истиной длится немыслимый спор -
И ты сдашься, лишь душу о тусклые звезды изрезав,
Только много ль дадут за изящнейший в мире фарфор,
Если стогны возжаждут свинца и железа?

Нет, пока что судьба не приблизилась ни на вершок,
Перекрестим окошко, прохладные стены обнимем -
Вот хорошие книги - и пыльный заплечный мешок
Может на день отсрочить прощание с ними.

Как душно - до дна неизбежного не докричать,
Меня с вами нет - то, что видите, лишь оболочка -
Над синим пространством - зари ледяная свеча,
И бывшее некогда точкой сжимается в точку...

Мы позваны были на страшный и радостный пир,
Как к полному павшими полю - крикливые птицы,
Но кто, покидая огромный, трепещущий мир,
Умел не вздохнуть о пустой, но изящной вещице?

На тонкой линейке размечены тысячи лет,
А чем ты отмеришь тягучую горечь минуты? 
И надо б идти - догонять отлетающий свет,
Но только вот посох и плащ подарили кому-то...

И как ты забудешь блаженную тяжесть земли?
С последней ступеньки, в свистящем порыве безсилья -
Над розовым морем сжигая свои корабли,
Пред грифельным небом снимая ненужные крылья...

Тишина добавляет значенья случайным словам,
Блеск утраты привычную вещь превратит в драгоценность -
И разлукой на новую жизнь обретая права,
Мы одни - пред луною, упершейся в стену.

Настоящее прожито - прожито тысячи раз,
Остальное - почти нереально, как выстрел в десятку -
Мы умели угадывать все, как по трещинкам глаз,
По наивным, безумно-родным опечаткам,

Но довольно - из мякоти сердца не строят тюрьму -
И мой след уже переплетается с росчерком вьюжным -
Жребий вытянут так - и на жалкий вопрос: "почему?"
Есть один лишь ответ: "потому что так нужно".

Что теперь уцелеет пред временем, хлынувшим вспять?
Лишь какая-то точка из груды ночей пламенеет -
Если б только ты знала, как больно тебя оставлять!
Но остаться с тобою - гораздо больнее.

Что поделаешь - звонкая кровь превращается в накипь,
И искусство однажды - увы - превращается в стиль,
В век, когда от знамен остаются дорожные знаки,
Как не радостно в мире, катящемся в звездную пыль!

Вот и время идти - протяни же прозрачные руки,
К онемевшему сердцу прижми ледяные цветы,
Накренившийся мир покидают последние звуки -
Как нам мало минуты - одной на двоих - немоты!

Мы забыли о главном - так что же искать остального?
Раз взрываем дворцы,  то не будем дрожать за суму -
Станут пеплом уста, но достаточно тихого слова,
Полетевшего в страшную ночь - оправданьем всему.

Вот и точка, мой друг - и тропинка взбирается круче,
Не умеешь прощаться, хотя бы - простись поскорей!
Можно просто отдать мне в ладошке согревшийся ключик -
Может, он подойдет к самой важной из тысяч дверей.

Чуть слышно прикроем прозрачную дверь листопада,
Безкровными пальцами памяти стиснем виски -
Все так - ничего - даже бывшего мира - не надо,
Но может - пред глыбой для нас затворенного сада -
Дашь каплю межзвездного холода выпить с руки?

Да, спросим у сердца - нет, сердце уже не ответит -
Лишь стылое небо ответит холодным дождем,
Так будем же немы, как рыбы, плывущие в сети -
В лиловой, как вечер, реке утопи свой билетик -
Ведь мы - как несложно понять - никуда не идем.

И вот - по натянутой нити последнего слова -
Над хриплым жерлом, допивающем время до дна -
Лишь строчка огней над уже развороченным кровом
На кромке ногтей отражается снова и снова -
Как в деке ненастного ветра земная струна...

Не будет ни жгучего смысла,
Ни дня, что дается лишь раз -
У мира кончаются числа,
Когда-то вмещавшие нас,

Лишь памяти серое пламя
Теперь - наш единственный свет
Средь сотен не понятых нами,
Но горьких и ясных примет,

Так вышло - другого не надо,
И заново - мы б не смогли -
Пустой разворот снегопада -
Да тусклый подстрочник земли,

А судьбы - лишь буквы, эпоха -
Лишь клекот слетевшихся книг,
Мир, собранный нами по крохам,
Дохни - распадется на них,

И утром окажутся тени
На месте искрившихся глаз -
Суровая плата за время,
По капле ушедшее в нас.

Одной немотой отмеряя
Скитания каждую пядь,
Так страстно друг друга теряли,
Что... нечего больше терять.

Здесь надо склонить бы колени,
Но - циник я. Циник! Не смог.
Сложи потускневшие тени
В коробку от прошлых сапог,

И, как доигравшие грифы,
На самое дно уложи
Мне больше не нужные рифмы -
Бумажных пустынь миражи.

Да, хрустнув оберткой величья,
Как гордой клюкой эмигрант,
Ты можешь не быть Беатриче -
Ведь я - неудачнейший Дант!

А впрочем... Как горькие крылья,
Смяв воздух, смеявшийся зря,
Уходит последний Вергилий
В пунцовый провал мартобря,

И с дымного края перрона -
Сквозь дождика давнюю боль -
Кивнет самодельный короной
Заблудший гишпанский король...

Вот мир - до него полтора оборота ключа,
В него отжурчавшее время смывает страницы,
Его пролетают, над нашей землей откричав,
К рубиновой ultima thule плывущие птицы,

Что ж, самая скушная форма безумья, кружи,
Тащи мою душу по скользкому дну безвременья! -
Во мне что-то важное кончилось (может быть, жизнь),
Сиреневым шариком тихо сползая по вене...

От шаткой земли остается прощальная дрожь,
Как от посеревшего в сумерках праздника - крошки,
Да, мы заслужили простую житейскую ложь
Под сладостно хрустнувшей коркой красивой обложки!

И можно в бездонную полночь безсонно стучать -
И пить от нее в нетускнеющей жажде чего-то
Последнего... Мир. Полтора оборота ключа.
Как просто представить - всего полтора оборота.

Ну вот и отметины прошлого имени смыл,
Ну вот и остался с родной сединой ноября,
Плывя в менуэте сквозь дождь, рассыпается мир -
И розовой рыбой из рук уплывает заря.

Ну что, уже понял, как душно и горько любить?
Любовь - это боль, остальное - романная чушь,
Вот все и сбылось - а ты даже не пробовал быть -
Хоть в качестве шутки, хоть начерно, хоть на чуть-чуть!

А сон все приходит - и тихо стоит в головах,
А душу все тоньше стирает вертящийся круг,
И в хохоте времени жалобно тонут слова,
И каменной птицей земля выпадает из рук.

Ну вот долетели - зачем еще дальше лететь?
Как край потемневшего воздуха гладок и крут!
На каменный берег незримо взбирается сеть -
Там Ангелы сядут - и все неспеша разберут.

Прекрасная вспышка земного безсилья -
Как косточка в горле,
Да - недорасслышали, не распросили,
Меж пальцами стерли,

Но что эти вздохи над проседью милой -
Все будет - не так ли?
Как снег, из невольно обжитого мира
Уходим по капле,

Я знаю, и эта безстыдная нежность
Сгорит без остатка,
Весна посреди ноября неизбежна -
Но больно уж кратка!

Мы ждем ее жадно, вот только - не зря ли?
Нет, сходятся тропы -
И мы уже вместе цепляем ноздрями
Дымок катастрофы,

Вот все, что имело какую-то ценность -
С луною в проломе,
Эпоха уходит, сложив свои стены,
Как кукольный домик,

Вскрываются скрепы знакомого мира,
Не бойся, бродяга -
Все есть - два рожка, фотокарточка милой,
Да ржавая фляга!

Соль - по серой крупице, жизнь - по розовой капле,
В синюю книгу ночи - теплым катышком воска,
В волны снежного ветра - как бумажный кораблик,
Там, где было дыханье - лишь ледяная плоскость.

Но досчитай - по вздоху, по звезде, по листочку,
По снежинке, что спрыгнет на висок - и растает,
Знаешь, когда мир снова немо сожмется в точку,
Где-то за этой точкой затеплится запятая.

Чем - не могу ответить, но несомненно - будем,
Что-то - до рези ясно, но остальное - тайна,
В красный предзимний вечер молча уходят люди,
На разбуженной кухне глухо кудахчет чайник,

Свет мерцающей лампы жадно щупает лица,
Да, и мы изменились - но ведь - самую малость,
Значит, еще сумеем - сном предутренним - сбыться,
Значит, полшага мира для каблуков - осталось,

Что ж, носиться по свету - как любить в одиночку -
Кажется поэтичным, только вот - сердце в клочья...
Знаешь, я часто ставлю лучшую в жизни  точку,
Но есть Агнел-Хранитель, ставящий многоточья. 

Сквозь ветра седой мотив,
Сквозь судеб лиловый лес,
Вручную мир закрутив -
Всех истин горестный всплеск,

Всех слез ледяная суть
Чуть светится впереди,
Волхвы уже вышли в путь,
А значит - пора - иди,

Опять - на бездонный срок,
Под всю небесную ширь,
Вложив в заплечный мешок
Вчерашний хлеб - и Псалтирь.

Награды будут потом,
Сначала - пойди ко дну,
Сначала - оставь свой дом,
Деток, отца и жену,

Сквозь воды жгучей тоски,
Поежась, отправься вплавь,
И даже эти стихи
На скользком камне оставь -

Ведь точка только одна,
Где правда, ложе и кров -
Дрожащей звездой - она -
Вела по земле волхвов,

Немым давала язык,
Незрячим - самую суть,
И горько закрыла лик
На лобнем - в шестом часу.

Что-то случилось - вчерашние сны и приметы
К стылому сердцу уже не находят пароль,
Все перерой - и под грудами нету ответа,
Только - под самой последней - забытая боль.

Можно найти наших звезд леденящий угольник,
Но стали тесны и суетны те же слова -
Нужность ушла, и грядущему больше не больно
Черной зиме потускневшие дни отдавать.

Можно собрать, чем я был - и гадать, чем я не был,
Можно задачку о поезде верно решить -
Но - не смотри так - я спрячу осколочек неба
В сумерки нижнего ящика пыльной души.

Что же, растопчем бумажный цветок расставанья,
Каждый по-своему выйдем под уличный свет -
Все - от судьбы остаются пустые названья,
Но не ворчи - на земле настоящего нет.

Я долго к чему-то стремился... Не лги, современность -
Вон все твои лучшие звезды чернеют в углу,
Что делать мне с крохотной жизнью, упершийся в стену,
Безсильным комочком дрожащей на лунном полу?

Так что же останется - рыжая груда металла,
Бетонное эхо - да дырка на месте души?
Как мало нам мира - как всех его сладостей мало,
Чтоб черную горечь, гудящую в нас, заглушить!

Да, подлая ясность - да, надо бы как-то иначе,
Но больше пол-жизни ушло - и не сказано - как,
И снова - сквозь полночь, и снова душа не заплачет -
Скорей уж научится плакать забытый пиджак.

Но встанем на грани - и ноздри уцепятся в воздух
В суровом рывке додышать наше небо дотла,
Ты выжата, тленность - пойдешь, погаси мои звезды -
Ведь в них все равно нет ни крошки простого тепла.

Осенью, тающей свечечкой сальной,
Небом, отпитым не треть -
Можно ли было - еще нереальней -
Ярче и горше гореть?

Век распечатали - и помолчали,
Вот как бывает - точь в точь,
Складками крыльев хрустит за плечами
Тесная, темная ночь.

Долго ль нам ныть немотою полночной?
Нет - уже тонет, как лот,
В мире, где все - так легко и непрочно,
Новый тринадцатый год.

Я его блеск соберу по кусочку -
И по дороге раздам -
Лишь бы вернуться в ту самую точку
По занесенным следам.

Вой же, влеки, ничего не желая,
Пьяная сталью луна!
Ночью - на вечной войне - Менелаю
Разве Елена нужна?

Белизною листов свои истины не поверяя,
Мы роняли слова - пусть их звон не вернуть уже вспять -
Нет, не будем о том, что мы так поэтично теряли -
Ведь застывший в нас воздух не так-то легко потерять.

И, когда в нас стихает безсильный пожар человека,
Обезсиленным телом теряясь в земле и воде,
Дальше можно без нот - пусть звучит лишь свистящее эхо,
Лишь суровая музыка в темень идущих людей.

Миг, где стоило быть, на немногих устало разделим,
Потемневшее небо из грязных ладоней допьем,
Вот последние крохи простого земного безделья -
Может, ими ты выложишь стихшее имя твое?

Все кончатся здесь - ускользающей дрожью вокзальной -
Как ты вцепишься в привкус навек оставляемых дней?
Ни к чему этот спор - все прекрасное слишком банально,
Чтоб не вызвать усмешки у любящих посолоней.

Станем тем, что заплавилось в мимолетящие звезды,
Твердым росчерком времени на обгоревшем листке,
Чуть набухшими буквами и - если быть уже поздно -
Еле дрогнувшей легкостью в молча разжатой руке.

А над нами распахнута самая черная осень -
И усталая точка, не тая, стоит в головах,
Но по старому правилу - мы ни о чем не попросим,
На дымящемся дне немоты оставляя слова.

Все пока еще держится, теплится, горько волнует,
Чуть пьянящими каплями падает с края зари -
И не вспомнишь, что мы - без серьезных потерь - пролистнули
Между нами и бездной дрожащие календари.

Сколько было - отмерено, и остального - не будет -
Папазол в кошельке, в остывающем пепле виски...
Так бывает - порой даже серые, взрослые люди -
С головою под плед - и мучительно пишут стихи.

Неделя ушла, как уходит эпоха -
Чуть-чуть побольней,
Лишь книзу сгибается линия плохо
Рассказанных дней,

Лишь мир отражает отжитые зимы
В граненом виске,
Лишь ты понесешь мое смытое имя
На мокрой руке.

Ты можешь забыть свои книги и храмы,
Расплющить мечты?
Вот вечер вложил в почерневшие раны
Стальные персты,

Я знаю, окажется смертной виною
Единственный взгляд,
Но - все может статься - и что-то земное
Вернуться назад,

Как молча принять - и восход, и паденье
Ярчайшей из звезд -
Мерцание истин, мерцание денег -
Мерцание слез?

Зима, чуть сощурившись, смотрится в пяльцы -
И шьет серебром -
И ветер влагает дрожащие пальцы
В пустое ребро,

А где-то ждет вечер, стирающий раны,
Как трещинки глаз
На белом, как соль, берегу океана,
Вобравшего нас.

Когда натоскуется всеобрывающий ветер -
И снова опустится времени жгучая плеть -
Уже будет поздно, но мы - слишком долго - не дети,
А значит, дружить с неизбежным - пора бы уметь.

Но хватит - уходим по белой земле без названья,
В бездонную степь унося городское тепло -
Вчерашнее вытекло в черную щель расставанья,
Грядущее странным сиянием завлокло,

И - надо ли думать о мире, промчавшемся мимо
Искрящимся запахом, облачком сорванных нот? -
А может осколок во мне разоренного Рима
В какое-то новое сердце беззвучно войдет,

И может, все заново будет отжито, отпето,
Но наше - рассеялось пылью, летящей на свет,
А значит - прости ненадежному сердцу поэта,
Что в нем ничего - кроме слов - настоящего нет.

Где-то гибнет закат, острым краем привычного ранен,
Где-то - рыжий портвейн и по камушку проданы сны,
Мир живущих как все мы - как все - покидаем - по грани,
Уводящей в сады на четвертой обложке луны.

Мы случайно сошлись у огромной, как небо, дороги,
Где нависшая ночь неспеша предъявляет права -
Но слезливый писатель не нас умертвит в эпилоге -
И лукавый историк раскрасит не наши слова.

Я достаточно жил, чтоб не верить в надежность мгновенья,
Чтоб распробовать горечь янтарно сочащихся сот -
И едва ли когда-нибудь наши счастливые тени
Расшумевшийся ветер с опавшей листвой понесет.

Что ж, ветрюга, тащи - все, что в жизни мелеющей мило,
В желтом танце страниц не запомнится даже лицо -
И конечно не мы - по всем входам и выходам мира -
Опечатаем вечность простым вороненым кольцом.

Вот и время идти - и земля не удержит скитальца,
Кости собраны в кучу, но сердце... - ему бы на слом.
Сталь рассвета, прости, что не наши замерзшие пальцы
Ты над меркнущей нежностью свяжешь смертельным узлом.

Мир, столкнувшийся с вечностью, замер, как лишнее слово,
Стрелка было подернулась - но покатилась к нулю,
Уцепится здесь не за что - прыгаем с края земного,
Как осипшие чайки, кричащие вслед кораблю.

Вот сгущается вечер безсильной запиской в бутылке,
Проступают холодные искорки чуждых планет -
И осталось нам только - судьбу оторвать от копирки,
И в пол-шаге от пропасти - выключить в комнате свет.

Ну а там - где кончаются сумерки всех многоточий -
Самой страшной из ясностей - ясность того, что ушло,
Как в тяжелую губку, впиталось в безсонные ночи,
Как предутренней дымкой, нас жизнью обволокло.

Боль осталась неназванной, пыль не имеет названья,
Отстучавшее время - как запах чужих сигарет,
То что сказано - сказано. Не продлевай расставанья -
Там нас встретят, и главное - вовремя выключить свет.

Ты помнишь, что мы не сказали
На том берегу?
Лишь имя твое ускользает,
Как эхо от губ,

Последние крошки надежды
Безмолвием смыв -
Нет, ты не останешься прежней
За дверью зимы.

Что там в догорающем небе -
Найдем ли ночлег?
Лишь ярко вертящийся жребий
Вонзается в снег,

И что там - орел или решка -
Не скажет никто,
Но - только вперед - словно пешка
В осеннем пальто,

Сквозь белые пальцы метели,
С пружинкой в мозгу -
А главного и не успели
На том берегу!

Вот и нам изменило время,
Вот и я не выжал вопрос,
Как над нами звякнуло стремя -
И воскликнул с марса матрос,

И ты детским движеньем встала,
Словно сбросила маску черт -
Лишь поправила одеяло
На торчащем в вечность плече,

В остывающем сердце - сыро,
За окном - слепые огни -
Ты от края зримого мира
Мне едва заметно кивни,

И прозрачно - как милой шутке -
Улыбнись чему-то вдали -
Дай еще постоим минутку
На последней точке земли!

Светлой жатвой иного хлеба
Чуть колышется свежий снег -
Что теперь - в безмолвное небо,
Как когда-то птицы в ковчег?

Как теперь - пред пажитью звездной -
Собираясь на пир светил,
Не смешно ли уже, не поздно ль -
След земной ладони нести?

Как хочется чуточку муки -
И чуточку лжи!
Позволь эти мерзлые руки
Мне в руки вложить,

Ты знаешь, нам было бы мало
И тысячи лет,
Включи в предвкушеньи финала
Расставленный свет,

Сожжем наши падшие листья,
Мы в мире - на миг,
Давай без утоптанных истин,
Без брошенных книг,

От грохота эха уставши,
Коль знаешь, скажи -
Что делать, вдруг сделавшись старше
На целую жизнь?

Над роем случайных героев,
Случайных грехов
Вздохнем покрасивей - и вскроем
Коробку стихов.

За нами по-зимнему колко
Сверкает стекло,
Мы стали - лишь вскрытая корка
Прорвавшихся слов,

Их вспомни - в неведомом круге,
В иной тишине,
Хотя... Потеплевшие руки -
Вот памятник мне.

Когда нам останется только шептать имена -
И преданно гладить пустые скорлупки предметов,
Когда от чужого останется только цена,
А от своего - только горький вопрос без ответа,

Тогда будет поздно - земли не прокрутишь назад -
Бери же сейчас (и прости же, что вышло так глупо)
Двух женщин на свете смотревшие снизу глаза,
Трех женщин на свете слегка сладковатые губы...

Мне больше не нужно еще не написанных книг,
За мной не заблещет недоброе зимнее солнце -
Прости меня, линия, в мире живут только миг -
И все мы у краешка этого мига столкнемся.

И - если так надо - давай по порядку, а нет -
Чуть-чуть потерпи - ведь еще полминуты со мною
Двух женщин на свете сквозь кожу дымящийся след,
Трех женщин на свете щемящее эхо земное...

Иди - все последнее скажет касание рук,
И острая точка навек уходящего света
В лиловом разломе пространства покажется вдруг
Вертящимся ребрышком брошенной в вечность монеты...

Над краем безмолвия хочется путать слова -
Как нежно-наивно тобой принесенные схемы,
Но только, ты знаешь, у боли - другие права -
В катящемся к пропасти вряд ли отыщешь систему...

Тускнеет зола, проседает в безмерное плот,
Земля была зеркалом - но мы себя не узнали,
Так пусть твоя тень будет смазанным знаком "Вперед!"
Для всех, кто еще не застыл у дрожащего края...

Я вижу - не веришь, но где ж взять другие слова?
Как то же безумье оправить в другие сравненья?
Так пусть твоя тень будет - вечные веки - права,
Как будто есть смысл в правоте одной маленькой тени...

Когда ты поймешь - до сиреневой вспышки поймешь,
Что все было тщетно, что жизненно-важен лишь дождь,

С перчатки стекающий в черный провал рукава
И сделавший лишними лучшие в мире слова,

Когда ты простишь - чуть заметно вздохнешь - и простишь,
И серое сердце забьется в потемках, как мышь,

Над тем, что слепящие истины - тщетная ложь,
И ты возмутишься - но вспомнишь, что важен-то - дождь.

Когда ты догонишь - и выпустишь - давнюю цель -
И прямо в плаще упадешь в ледяную постель,

Лишь вырвется мысль, что поставлена карта - не та,
И с ней остывающей точкой придет немота.

Зачем тебе строчки, которые могут сгореть,
Зачем тебе небо, в которое больно смотреть?

Блестящая партия сыграна - выигран грош,
Иди - тебя ждут. Твой холодный и ласковый дождь.

Он все понимает - и даже - уже не спешит,
С ним можно - под локоть - сквозь позднюю осень души,

Смешную беретку - до платиновых висков,
И в мокрые улицы - дерзкую дробь каблучков!

Ты знаешь - губы забудут пир,
Как пальцы - липкие краски дня,
За серой рамой зардеет мир,
Такой же приторный без меня,

Лишь рваный след твоего вчера
В набухшем горле застыл, как ложь,
Допустим, завтра - еще игра -
На что поставишь последний грош?

Еще ступенька, еще глоток -
И лишь дрожит над обломком лет
В морозном воздухе - лепесток,
Так жалобно сохранивший цвет.

Рыдай, поблекшая синева,
Топи печати вчерашних тел -
Как сложно вовремя забывать
Того, кто этого захотел!

Как важно - звонко ломая шаг,
По тонкой ниточке через мир -
Все спрячет, сдавит в себя душа,
Лишь губы... Губы забудут пир.

Твой след растоптан, твой свет ослеп,
Твой якорь море прошел до дна -
Осенний воздух, да серый хлеб,
Да губы, горькие, как волна.

Вот только стала тупее боль,
Да чуть суровей и резче - грим,
Мы все для всех понесем с собой,
Но что от времени сохраним?

Подсядь же ближе - твоя рука
Прозрачней стала и холодней,
Твоей звезде еще тлеть века,
Но что ж сегодня нам делать с ней?

В какую бездну спешит душа,
Когда вся жизнь - чуть заметный штрих,
Когда от плеч остается шаль
Да запах амбры - от щек твоих?

Но нет - попробуй еще разок -
На хрупкий лед этих стылых глаз -
На холст заката еще мазок,
Еще погасший дверной глазок -
Теперь уж точно - в последний раз!

Просвет - по небритой щеке ноября
Стекает холодная кромка луча,
И - если я должен тебя потерять,
То - глупый вопрос - почему не сейчас?

Последняя птица безумья, кружи,
Струись между пальцами, лунный песок! -
Мы только порывисто пробуем жить -
А жизнь уже тупо уперлась в висок,

Земля уже пройдена в брод - уходи -
Под 40 - не время для матчей в любовь!
И вновь - ослепительно, бурно - один -
По первому льду, через первую кровь,

На донышке скорчилась капля судьбы,
Рукою в карман - а там нету ключа -
Так - что-то земное не в силах забыть -
Под райскою дверью стоят, не стуча.

Но - надо. Часы упоительно врут,
Чуть розово теплится мир позади,
Другие не выберут тот же маршрут,
А, значит, наш опыт был необходим. 

22 октября 1812 г.

Предзимний ветер сечет виски,
Танцует лядунка на спине,
А через поле - уже штыки -
Ней, Даву, Эжен Богарне.

Под скатом - вздыбленная река,
Чуть дальше - лес, два пучка кустов,
А там, где кончаются облака -
Знамена поганые - без крестов.

Нет, этот день не отдать другим -
Эх, сабля, яркая, как свеча -
Казанская, Матушка, помоги -
Спаси своих многогрешных чад

От подлой смерти да лютых ран! -
А ветер круче и солоней,
Лишь наша труба - да их барабан,
Лишь падают кони - да мы с коней,

Сквозь это поле - что вскачь, что вплавь -
Копытом - в лужу, лицом - в репьи,
Но ты, Заступница, не оставь -
Хоть загулявшие - да твои!

Ведь я затеплю тебе свечу -
В Москве - в раю - где буду скорей,
Дай только сейчас - дотянусь, домчу
До их - уже дрогнувшего - каре...

Вычисляли, да отмеряли,
Да надеялись: это сон,
И - мгновенно - все потеряли
Вместе с коркой земных имен,

И - как вздох о потопшем миге -
Стали облачно-далеки,
Не закрыв любимые книги,
Не достав родные клинки,

И когда кто-то гасит звезды,
Как же хочется досчитать -
Здесь ли все, вошедшие в воздух,
Как в неначатую тетрадь?

Поздно: спета "вечная память",
И земля над нами - слепа -
Пусть ей просто приснится пламя,
Как ведущая ввысь тропа,

Пусть шипят, догорая, свечи -
Пусть спешащим сквозь нас не жаль, 
Мы конечно выйдем навстречу
Оступившимся в ту же даль,

И, подав прозрачную руку
Над стремнинами черных рек,
Мы конечно узнаем друга,
Прежде чем позабыть навек.

Вот точка - попробуем стать безконечней,
Слегка невесомей, слегка солоней,
Но в сердце все злее свинцовые течи -
И незачем дальше скитаться - и не с чем -
Над серой зарей расседлаем коней,

Ну все - даже углей домашнего ада,
Столетий в ладони - и мира вдали,
Тех вен, где тонули и горе, и радость,
Как прежнего имени, больше не надо -
Но кто же подскажет дорогу с земли?

Иди - пусть в огромном, как небо, вокзале
Разок отразится наш запертый дом,
Но только - не надо цепляться глазами -
Мы даже несказанным все предказали,
Так и недожитое вмиг доживем -

Клади, как на клавиши, руки на плечи,
Скулу, как на деку, на впалую грудь -
Нам нечего ждать - и гордиться нам нечем,
Но пусть безнадежно мечтавшим о встрече
Достанется самое главное - путь.