Нет, не жалкий изгнанник,
Не умолкший пророк -
Просто усталый странник,
Что я в сущности мог?

Просто заныли ноги,
Просто взяла тоска,
Просто - сел у дороги
В строгий зимний закат.

Небо проплыло рыбой,
Ухнула снов дыра -
Что же ты, братец, выбрал
(Если ты выбирал)?

Плачь - никто не услышит
(Кроме пустых аллей) -
Или - взойди чуть выше,
Стань наконец взрослей,

Сплюнь немоту вопросов,
Дым истраченных лет...
Вечность, сума и посох
(Или просто билет).

Ну вот, пора и нам
понять, что вышел срок,
что пробили часы
На островерхой башне -
И вслед рассветным снам,
ушедшим в потолок,
С бетонной полосы
уходишь ты вчерашний;

Еще немножко жить,
еще отбой не дан,
Еще в обертках тел
нас по пространству носит -
Ведь ты успел сложить
свой старый чемодан,
А что ты не успел,
теперь уже не спросят!

Но все сойдется вновь -
и вырвется, скользя,
Как рейс в 7:45,
сбежавший от китайца,
Как зыбкая любовь,
которую нельзя
По имени назвать -
и даже не пытайся! -

Лишь дочитай в глазах
летящих от зимы -
К совсем другой зиме,
к огням другого века -
Все, что не смог сказать
ни улицам немым,
Ни таящим во тьме
осколкам человека...

142-й сонет Лопе де Вега

 К Мадриду, перед отъездом в ссылку в Валенсию

Прекрасный Вавилон - в садах твоих

Берут начало мои дни и ночи -

Надгробье и пришельцев, и своих,
Дом сладости, отчизны средоточье;

Что ты теперь? Узилище идей,
Училище клевет и обольщений,
Вертеп разряженных и гордых дикарей,

Элизиум над гладью смертной тени!

Невежество и злость бурлят в сердцах,
Сталь языков отточена в сраженьях,

Нет, воды Турии пусть смоют до конца

Все эти толки, оскорбленья,
Смех гордого своим умом глупца -

И гнев, блеснувший сквозь мое терпенье...

Что ты на свете ищешь, человек?
Куда свой горький взор опять направил -
Ужель на этот каменистый брег,
Где не был Герострат, но был Апостол Павел,

Где гамлетовских дней трепещущая связь -
Зеркальный коридор нарушенных союзов,
И, как блудница, косо разлеглась
Венеции прозрачная медуза?

Где смоешь соль с твоих нелепых ран,
И сердце звякнет сладостно - и пусто -
Там, где на приступ шел Gran Capitan,
И Диоклетиан выращивал капусту...

Все услышит сталь, отразит стекло -
И раз все получилось так,
Чем вздыхать о том, что уже прошло,
Распрямись - и сожми кулак.

Что с того, что ты снова сошел с пути,
Поиграв в чужую войну?
Никогда не хнычь, никому не мсти
И везде цени тишину -

Тишина не даст ни спешить, ни спать,
Ни разбиться о ток минут,
И, когда ты уже разучишься звать,
Может быть, тебя позовут.

Почти не дождит - погуляем со скуки,
Тут каждому дому великое снится,
Проулки - как в битвах усталые руки,
И камни - как смолкших романов страницы,

Кругом - то игрушечной Греции эхо,
То ангел, грустящий над нишей овальной...
Кто думал, что гунны минувшего века
Были так тонко-сентементальны!

Что ты понял, скитаясь по миру,
Что ты где-то на свете забыл?
А, не спрашивай - льет во все дыры
Загулявшей под вечер судьбы,

И с лохматой дорожной тоскою -
Снова вместе - в который уж раз?
Если выдалось лето такое,
То про осень - давай не сейчас!

Ведь за всем, что кончалось красиво,
В паутине заношенных душ -
Вроцлав. Улица Монте Кассино.
Благородная польская глушь.

Ну нет, не мы - мы были бы не вправе,
Не в этом сне, не в этом веке - нет!

День кончился - и нечего добавить
К звенящей скуке завтрашних газет.

Как тесно тут! Как плоско, как примерно -
На всем - смешной сумятицы печать,
Все разучились говорить наверно,
Не научившись видимо молчать.

Но, Господи, что сможет сделать слово,
Когда - все безшабашней и страшней -

Коронавирус входит Хлестаковым -
И призрак подает ему шинель...

Сердце носит потери, как ночь - ледяные цветы,
Как седой ветеран - первый выстрел и первую рану,
Этот век - я уверен - еще обзовут золотым,
Но для нас он останется пыльно-стеклянным...

Как все хрупко, как серо - так значит уже уходить -
Расползутся черты, но останутся даты - и имя,
Как та вечная мера, что мне отмеряла бродить
Удивленною тенью - в бетонных пустынях.

Но быть может еще - в никому не предсказанный миг -
Слабый голос вернут немоты безпощадные волны -
И сравняется счет - и глаза оторвутся от книг -
И с надеждой посмотрят в тревожную полночь.

Даже если под сердцем уже не болит -
И не тянет из близкого ада,
Даже если мы снова поедем в Мадрид -
И пройдем по Paseo del Prado...

Даже если предложат на выбор - любой -
Тусклый след на ночном небосклоне,
Даже если я снова увижусь с тобой -
И коснусь твоей теплой ладони...

Даже если все станет бурлящей листвой,
Звонким ветром, тревожащим душу... -
Все равно, на земле больше нет ничего,
Что бы не было горько - и скушно!

Пусть догорят миры, зажженные тобой -
Твой Иерусалим и твой Константинополь,
Пусть сгусток сумерек, пьяняще-голубой,
Подступит к горлу, и зашепчет тополь,

Что сколько раз за жизнь, подумай, сколько раз! -
Вот так, пред вечностью, блаженно-одиноки,
Мы знали, да, придет - но позже, не сейчас...
Но вот и замкнут круг, вот и пробили сроки -

Я знаю. Значит, все. Присядь, не говори,
Век собери в ладонь - как просто, как безкрыло! -
И ничего не в силах повторить,
И даже имя вымолвить не в силах...

Пусть кто-нибудь еще расставит точки тел,
Две капельки воды, две кислых крошки хлеба...
Как тяжело дышать на этой высоте!
Как холодно лететь за онемевшим небом!

О всем, что в глазницах блещет,
Что давит в безсонный час,
О всем, что земные вещи
Еще не сломали в нас,

Что стылыми мостовыми
Пройдет, как далекий звон -
В какое тайное имя
Ты сможешь загнать его?

В какую немую жалость,
Какой опустевший пир?...
Нет - это вечность прорвалась
В слишком маленький мир,

Взвилась, как пыльное знамя,
Знобя, тормоша, зовя -
... и мы все знаем, не зная,
Да все живем, не живя.

День все жестче цепляется за день,
Спины стен все серей под дождем...
Вот и край - что, скиталец, присядем?
Помолчим, посопим, подождем -

Да и выпьем! - За стертые годы,
За нежданно нахлынувший час,
За нелепую полу-свободу
С немотой обвенчавшую нас!

И - раз выпало так - в одиночку,
На углу распрощавшись с мечтой...
Что безсмысленно биться над точкой -
Здесь достаточно запятой,

Не ты ль так влюбленно искал перемен? -
Так что же - сдержи это пламя!
Ведь все, что ты знал, превращается в тлен -
В постылую, липкую память.

И, сдавленный страшным стремленьем вперед -
Ты здесь - как пред белой стеною,
И ветер вернется, и ветер уйдет,
А сердце - все брошенней ноет.

Последняя точка сотрется во мгле,
Звон стихнет - безсильно, бездомно...
И просто о том, что ты был на земле,
Лишь гулкая лестница помнит.

О всем, что не ты отложил на потом,
О всем, за что - нет - не в ответе,
Трамвай прогрохочет Грюнвальдским мостом -
И снова - лишь ветки да ветер.

И стоило ль пересекать океан,
Чтоб заново - в серость и холод -
Ворваться? Но полно - не волен, не пьян,
И кажется - больше не молод.

О том, что нахлынет - зови-не зови,
Влетит, опрокинув тревоги -
Не будем: пусть каждый бежал от любви,
Но кто убежит от дороги?

Так значит - пора, нас позвали на пир,
На кости, на песни, на муки!
Есть миг, чтоб отдать этот тающий мир
В другие озябшие руки.

День застыл, как памятник безсилью,
Серый дождь царапает стекло,
Только пальцы может не забыли
Смутное, неверное тепло...

Этих рваных снов нелепый гомон
В этот стылый дом привел, как нить -
Что-то в мире было по-другому,
Но теперь... Кто в силах повторить?

А назавтра - пристальней и строже -
Время взглянет, и опять - вперед!
Только дождь во мгле коснется кожи,
Только эхо, вздрогув, позовет...

Сквозь жалкий дождик уходит свет -
Тревожен и невесом,
Попробуй жить, словно мира - нет
(И все, что за рамой - сон),

Полночным Стиксом молчит стекло,
Ни неба, ни слез, ни сил -
Попробуй ждать, когда все пришло,
Что ты у судьбы просил,

Чужой зимы соленая взвесь,
Промокшего сердца мрак...
Попробуй просто остаться здесь
(Я тоже не знаю, как).

Что ты не взял на борт -
Правду, время, беду?
Спящий аэропорт,
Смазанную звезду?

Все объяснивший миг,
Стылый рассвет - в упор,
Больше ненужных книг
Путанный приговор?

Чуть присмирела боль,
Души плывут во мгле,
Снова же оставив - соль
На полночном столе,

Смятую пачку сна,
Терпкий привкус вины,
Там, где была страна -
Только имя страны,

Воздух скользит, свистя,
Колет корка плаща...
Значит, нам не простят -
Нечего нам прощать.