На лиловый рассвет, как на плот, пошатнешься, взойдя -
И забытая боль соскользнет по подкладке дождя.

Ты - признайся - еще не отплыл из америк своих,
Чтобы миру, который забыл, доложить напрямик,

Что все горький обман: день, от талого снега рябой,
Душ цветастый туман, искаженный подзорной трубой.

Ветер времени стих, синий город свернулся во тьму,
Мир, вмещавший двоих, нелегко обойти одному,

Словно стерлась печать с тусклым светом простившихся глаз,
Дальше время молчать - все на свете понятно без нас.

Прости Пенелопе тяжелую складку вдоль лба,
Провисшие веки - и звездочки глаз вполнакала:
Тебя позвала на восток боевая труба,
Тебя завертела простая мужская судьба,
Она же - что днем соткала, по ночам распускала.

Прости проступившие жилки на гордых руках,
Прости пожелтевшего платья нелепую груду -
Твоими доспехами медно сверкала строка,
Твои похождения звонко пролиты в века,
Но ведь и ее безпокойные сны - не забудут.

Она невиновна за двадцать теснящихся лет,
Что гулко, как гуси, у сизых висков прокричали,
Но может однажды блеснувший из вечности свет
Подскажет, что в днях самой искренней радости нет
Мгновенья, достойного сумерек этой печали.

Ты видел киклопов, проплыл сквозь грохочущий ад,
Испил легендарную жизнь из кровавых фиалов,
Сквозь кудри Калипсо смотрел на манящий закат -
До края вселенной  дошел - и вернулся назад,
Она же - безмолвно ткала - и в слезах распускала...

Уйдут галеоны в шершавый предутренний свет,
Разсыплются груды сокровищ искрящейся пылью -
Останется ключик, двери для которого нет,
Разкрытые окна посмотрят, как ангелы, вслед -
И ветер разлуки расправит их гулкие крылья.

Прости, что молчал (как порой непокорны слова! -
И надо ль в проулках души передразнивать эхо?)
Сквозь ранки разбившихся букв прорастает трава,
И что же мне делать с печать такого родства,
Какое - поверь - достается не всякому веку?

Лети же, мой ангел, ты многое знал наизусть,
Ты видел наш жребий - и главное - не заблудиться,
Как плащ, за плечами вздымается звездная грусть,
Прощальные линии мира смягчаются - пусть -
И пусть сторонятся слегка удивленные птицы...

В этом вся сложность - давнего не судя,
Выжитый день отдай же - но - брызги вверх!
Слышишь, а можно - под перестук дождя,
Час или два, а дальше - уже навек.

Вот и сгорело - пальцами смяв свечу,
К охре чужого неба припав щекой,
В странную смелость окаменевших чувств,
Как посеревший ребус, увез покой.

В этом искусство - кутаясь в утро, знать,
Как ляжет лямка вечера за плечом,
Тушится люстра, крошится кромка сна:
Нет. Ниоткуда. Не о чем. Не при чем.

Отстучавшего века вестница -
Сталь зари всплывает в глазах -
С предпоследней ступеньки лестницы
Что еще осталось сказать?

Что еще в кружении стрелочном
Держит душу в звенящий час -
И какой же померкшей мелочью
Стало все, слепившее нас!

Вот со дна немыслимо-давнего -
Всякой вещью выбранный срок -
Впрочем, мир - лишь намек на главное -
И довольно тупой намек.

Вот разгладились грани памяти -
Ничего не выкрутить вспять -
Как теперь у вселенской паперти
В пропыленном плаще стоять?

Что, незабытый друг, еще бездомный год
Почуял в полутьме пьянящий дым приюта -
Мы не шагнули вдруг за серый небосвод,
Мы все должны земле - и на земле кому-то.

Такая вот игра - и кто из нас герой!
Сгорает, как свеча, негреющее солнце,
Но может у костра из взятых нами Трой
Есть время помолчать о том, что не вернется?

Так и молчим, застыв над сломом бытия,
В его земную пядь нависшей хмарью вжаты,
Но вот и он - мотив, что выдул весь коньяк
В году (не разобрать) - шестом или девятом.

Венеция, увы, твой Казанова - вот -
На дне степных дорог забывший пены запах,
Но пусть возьмут волхвы билет на пароход,
Плывущий на восток - и он придет на запад.

Офелия, ваш принц... довольно - не смешно,
Как мелко хоронить черту на небосводе -
Когда из кипы лиц не вытерлось одно,
Пусть вьется эта нить еще хотя бы годик!

... другая тень растает в тополях -
Как ни считай - хоть в годах, хоть в рублях -
Выходят кисловатые итоги.
А впрочем - вот скамейка у дороги,

В конце числа из тысячи нулей
Как не вздохнуть, что тесно на земле!
Теперь и ты мой остров с карты стерла,
Платок еще кольнет больное горло -

Ну что ж, лети чужому миру вслед -
Мы разучились раздувать рассвет
Над парапетом мерзлого вокзала,
Я все сказал - и ты за всех сказала,

Вершина - тут, отсюда - только вниз,
Но тем, кто нас не вспомнит - улыбнись!

... а что нас дальше ждет - давай без лишних слов,
Зачем болтать о том, что видит только мертвый?
Лишь будь признателен - за пот земных узлов,
За испещренный золотом покров,
Над нашим скушным небом распростертый,

Но вот и нам пора - над миром тушат свет,
Укладывая спать любимые предметы.
Пусть тайный привкус крохотных побед
И дальше за тобой последует по свету,
Как неприличной давности газета,
Как незабытых слов лиловый силуэт.

... а кончится - хоть так: неспешный крупный снег
Над розовой дырой голодного вокзала,
Мы ждали права не летать во сне,
Не вспоминать о будущей весне,
Сквозь щели вечера дрожащей вполнакала -

Что дальше говорить? Душе темно от слов,
Припомни, что еще воронам не раздали -
Не стерли о свистящий круг миров?
Но вот протяжный миг - уже почти Покров,
Отчетливо и важно холодает...

Налетаться спеша,
и - уже на лету - умирая,
Не вольна в одиночку
последнюю вервь разрешить,

Так и медлишь, душа,
опаленная лучиком рая
В незажившую точку
другой предзакатной души...

Вот опять среди слов
нас дыханье безмолвия ищет,
И давно уж не дети,
а сердце привыкло - вперед,

Все стирает число -
онемевшего духа жилище -
Да закаркает ветер,
захлопнув зари разворот...

В день, уже не властный взлянуть назад,
Проскользнула осень на желтых лапах -
Я б с разбегу верил в твои глаза,
Я б глотал запоем твой цепкий запах,

Я б упал на сердце твое ничком -
Где ты, жалкий шанс захлебнуться вместе?
На земле от неба остался ком
Исколовших вязкую мглу созведий -

Мне идти, все ближе иная грусть,
Без которой по миру нет маршрутов -
Я б твое дыхание - наизусть,
Ни одной заминки не перепутав,

Я б не дал себе до конца забыть,
Дробь твоих сапожек - и шепот крыльев,
Но в наставшем дне все больнее быть -
Видно, мы уже слишком долго были...

Все кончено - Адам целует Еву,
Сквозь стихший рай струится листопад,
Из толщи сердца прорастает древом
То, что не воротить назад,

Отсюда каждый шаг - еще утрата,
Еще одна ступень в бездонный мрак,
Но - может - за минуту до заката -
Поднять забытый всеми флаг?

И если что-то более полушки
Осталось нам для всех земных расплат,
Расставь свои игрушечные пушки,
Квадраты крохотных солдат,

На краткий миг открылись эти двери,
Но, может, для того и надо жить,
Чтоб то, что любишь, отсчитать, отмерить -
И молча в землю положить?

Обо всем, что смяло и стерло,
Крошкой мира сдуло с листа,
Лишним словом бросило в горло -
Помнит вязкая немота.

И, когда спешить уже поздно
(Чуть сереет заката штрих)
Запалить бы давние звезды -
Но надолго ли хватит их?

Тише - сердце молчит в могиле,
Чует каждое существо,
Что сегодня пора - дожили
(Кто б еще сказал - до чего?)

Губы вспомнят каждое слово,
Краем времени дрогнет глаз -
Да, и это вышло не ново -
Как и все остальное в нас.

Мы не сразу станем другими,
И не сразу остынет боль -
Повтори последнее имя,
Под которым я был с тобой,

Подожжем подсохшие звезды
Над пунктиром милых могил -
На земле кончается воздух,
Оставляю воздух другим.

Надо мной - без края, без крова -
Почерневшей зари струна,
И - разчесанным следом слова -
Чуть примятая тишина.

Пусть, навеки горек и ярок,
День прольется - как сок с ножа -
Это бывшей души огарок
В замерзающих пальцах сжат,

Это будет прожито проще,
Но - в другом, недоступном дне,
Неземная от ветра площадь,
Ледяное небо над ней...

Пусть стрелки мира на нуле,
Но - повторен урок -
У всякой вещи на земле -
Лишь ей известный срок,

Лучу, слетевшему из туч,
Шальной звезде - не верь -
И ключник-время вынет ключ,
А может - выбьет дверь,

Мы так боялись не успеть
(Как бабочки на свет),
А нужно было потерпеть
Каких-то 20 лет,

Серее губы, жар в крови
Уже не так жесток,
Но - если любишь - для любви
Такой ли это срок?

Давай без плоской книжной лжи,
Пред храмом сентября
(Немного, кто земную жизнь
Так дерзко проверял!)

Померкший мир смотря на свет,
Вдыхая счастья газ...
Стереть бы эти 20 лет -
И было б - в первый раз!

Дня, выпавшего нам, прозрачное зеро
В колодцах черных лет невозвратимо тонет,
Присядь, чудак - тебя никто не гонит,
Век улетел от нас - он он еще уронит
С железного крыла железное перо.

Пустое сердце вытоптала грусть,
Ненастный час чуть цокает по лужам -
И дальше будет так - не лучше и не хуже,
Забудь, что поздно жить - мы и летейской стуже
Такой же день расскажем наизусть.

Память в висках заметалась, как выстрел вверх,
Вот из тебя по капле уходит век,

Стуком по камню, звездочкой на лету -
Чем заменить еще тесную пустоту?

С миром о всем молчали, теперь - о чем? -
Следом твоей ладони болит плечо,

Душная ночь разметана добела,
Следом немого взгляда гудит скула.

Вот и теперь ты вспомнишь - навсхлип, на вкус,
Эту полоску - серых как осень - уст,

Этот комок умолкшего языка,
Этот обмылок мира в твоих руках.

Все на земле солжет - ничему не верь,
В звездное небо распахнута сердца дверь,

Время пустеет от ежедневных краж,
Воздух ничей - и за миг до вдоха - не наш,

Вдавленный в ноздри, смывается в толщу лет -
Это наш век, уходя, задувает свет...

Поверь часам, пошедшим вспять,
Но с сердцем спрячь число -
Да, миру нечего терять,
В нем все давно прошло,

Да, страсть - лишь след - от губ, от век,
Корабль - лишь след от крыс,
Сперва мы бросим жребий вверх,
Потом - он рухнет вниз,

Потом - одним движеньем уст,
От "быть" оставив "был" -
Отпил? - Попробовал на вкус,
Но вкуса не забыл.

Он - в облетевших кронах тел,
В предутреннем бреду,
Скажи спасибо немоте,
Что не назвал беду,

За то, что не навел следов -
И не оставил троп,
Венок из мертвых проводов
Сойдет на этот лоб,

Ведь все, что мог - и все, что знал -
Лишь капля в решето...
Так брось же в синеву - сигнал,
Чтоб не поймал никто.

Все летит - я давно никуда не лечу,
Лишь цепляюсь за тающий лучик,
И тебе - на дороге длиною в свечу,
Я - не больше, чем тихий попутчик,

Но, уже ни к кому на земле не спеша,
Одиноки в наддавленном мире,
Может быть, напоследок, присядем, душа
На чуть слышные строчки Псалтири,

Задержись о ершистый ее алфавит,
За наивные в ней примечанья -
Я тебе почитаю, как бился Давид
О прозрачную стену молчанья,

Поднимался - и шел (нелегко ж одному!)
По пустыне огромной и голой,
Как рвалась Авигея навстречу ему -
И ждала над вязяньем Мелхола...

... за окном - разсветает, уже замолчал,
Сладко меркнет огарок печали,
Что теперь? Постараться найти наш причал -
И проститься на этом причале.

Мой еле слышный отзвук в другой судьбе,
Алая точка на выцветшем плате дней -
Сколько б я мог неспеша рассказать тебе,
Но - промолчу - там будет чуть-чуть больней,

Наши родные стены - поверь - пусты,
Или - о самом грустном давай потом:
Да, я оставлен здесь - поливать цветы,
Перебирать Бокаччо постылый том,

Да, та же легкость уже не зудит в крови,
Душно, все стрелки времени - на нуле -
Да, на земле не будет другой любви,
Впрочем, надеюсь на что-то не на земле.

Главное - то, что к вечеру - та же тишь,
Вдоль ее складок - такой же горчащий свет,
А в остальном... Но ты - ты о чем молчишь?
Или тебя - как ни бейся о воздух - нет?

Словно опять не хватило душе звена,
Словно срываясь, струна отдалась в виске,
Эхо распалось, пришла и ушла волна,
Алую линию выдавив на песке...

В полночь, к безсильному телу,
В толщу тупого тепла -
Черное сердце заело,
Черствая корка сошла,

Тяжко качнулась планета,
Где-то проныла труба,
Льдинкой далекого света
Звездочка всплыла вдоль лба,

И, отпуская на волю
Тусклые тысячи глаз,
Что-то полуживое,
Хрустнув, осыпалось с нас,

Как исцеленные струпья,
Как седина под дождем -
Да, через все переступим -
Нет, никуда не пойдем.

Смахни, неизбежность,
свой отсвет, на раме оставленный робко,
Срывается нежность
в остывшего сердца пустую коробку,

Легко ли скитальцу
из вечности вычерпать время - до мига,
Сквозь ржавые пальцы
последними каплями падает книга.

Без мира, без храма -
лишь в горьком пространстве молчания - вместе,
Щербатая рама,
вошедшие в пыльные стекла созвездья,

Изжитая кожа,

колесико памяти крутим к началу,

Событья разложим

по клетчатой, колкой груди одеяла,

Сожжем орифламу,
как занавес, спустим трехцветное знамя -
Горбатая рама,
обломок бетонного неба над нами,

С безчувствием судей
смахнем с одиночества лишние лица,
Но бывшее - будет -
хотя б для того, чтобы снова забыться...

Разворошенных книг
оседающий в памяти вкус -
Для чего ты приник
к безразличию каменных уст?

Что ты думал узнать
у дрожащих репьев полевых? -
Или двинулся вспять
мертвым ведомый лучше живых

Ветер синих равнин -
и разбужен заброшенный сад...
Нет, молчи - ты один,
ничего не вернулось назад.

Что сложил в голове,
что, тускнея, узнала душа? -
Вновь по свежей листве,
ломким краем вселенной шурша,

Надо выпить до дна,
надо миром пройти до конца -
Как чужая вина,
осыпается маска с лица,

Как подстреленный гриф,
отпуская небесную грусть,
Этот кегль, этот шрифт
еще раз повторим наизусть! -

Ты был лучше (на миг),
ты был выше минутных утрат -
Позабывшихся книг
в пустоту облетающий сад...

Лучше тлен, лучше труп,
чем - вот так - на всю жизнь - этот груз -
Нами слизанных губ
ничего не прощающий вкус.

Веришь незажившим комкам былого,
Где еще до дрожи свежа игра -
И, чтоб Бонапарт нашел Ватерлоо,
Должен Веллингтон потерять Катр-Бра?

Каменным любимым обняв колени,
Вытолкнем наружу тугой припев,
Промелькнем пред миром - стихотвореньем -
Ничего важнее взять не успев,

Вот - сквозь корку новых эпох - кольнуло,
Как шипом продрогших могильных роз -
Или это память остывшим дулом
Посмотрелась в зеркальце наших грез,

И другие губы цепляют слово,
Что вбивали в полночь шаги твои -
Веришь, послезавтра быть Ватерлоо? -
Верю, но сегодня - еще Линьи...

Что, ты дожил до сказки - до розовых башен вдали,
Налетающих рокотом, дрожью какой-то подкожной? -
Нет, пожалуй, до вязкой, разреженной, жадной земли,
На которую надо ступать осторожней.

В догоревших кострах еще теплясь щепоткой золы,
Ты ведь помнишь - скулой, удлиненной трагическим гримом?... -
Что кричать о мирах, если только стесал их углы,
И - по-прежнему гордо - по-прежнему мимо?

Но постой - современность еще улыбнется нам вслед! -
И отблещут дожди, и... последнее слово забылось...
Нет, смыкаются стены - и сердца по-моему нет,
А вчера еще - так убедительно билось... 

Пол-стакана судьбы,
серо-розовый луч на кровать,
Что поделать? - забыл -
разве это легко - забывать?

Но, когда ты скользнешь
по фальшиво-предутренней мгле,
В электрический дождь
обращая свой миг на земле,

Обгоняя трамвай,
умываясь несущимся прочь -
Только не обрывай
эту нить сквозь осипшую ночь!

Значит, дальше не жди,
не надейся, не смейся, не плачь,
Но - накинем дожди,
как - один на двоих - серый плащ,

И немножко пройдем,
это будет смешно - и вообще -
Это проще - вдвоем
затеряться средь старых вещей,

Вдоль бордюра доплыть,
раздавить надоевшее "бы" -
Нет, не пробуй забыть,
а то я изловчился - забыл...

С края времени - 28-е число,
Брызги в небо, круги по воде,
Остается все меньше несказанных слов -
И все больше несделанных дел,

Розоватая полночь срывает листок,
Пол-столетья смывают дожди,
И, чем ближе финал, тем нелепей итог,
И страшнее его подводить,

И, по краю безумия сладко скользя,
Обдирая с души вещество,
Улыбнись немоте - и тому, что нельзя
По-другому сыграть ничего,

Сквозь бездонную память рванусь напролом,
Обдирая о лица язык -
Ведь, что выпало решкой, летело орлом,
Лишь в полете застыло на миг...

Возьмем с собой корабельных крыс,
Комочек соли - и в путь,
Подуй в бизань, безразличный бриз -
Ведь надо ж куда-то дуть!

Все вещи мира изъело ржой,
Ослаб на сердце зажим -
Ты был всему на земле чужой,
Останься навек чужим!

Ты - то угодник, то господин -
Но нет - не друг - никому,
Хромал, но шел под луной один -
Так проще - быть одному,

Шагнув вполнеба, умерить прыть,
Подчистить с мира следы,
И - если мог хоть слегка любить -
Оставить любимой дым,

Его не вытолкнуть, не обнять -
Пусть выпьет (мята и мед!) -
А то, что ей не дано понять,
Уже никто не поймет.

Оседающий привкус допитого зря,
Посеревшая в пальцах звезда,
В душных сумерках сердца дымится заря,
И дорога - не думай, куда.

Значит, птенчик, нам нечего больше беречь -
Ведь уплачена веку цена -
Перевернутый день, обгоревшая речь,
Отзвеневшее эхо со дна.

Хоть мелькнувшее в мире смешно и старо,
А взгляни - не вернется ли вспять?
Хоть для шарика лучшее место - зеро,
Но однажды нельзя не сыграть.

Ведь однажды вручается - как пистолет,
Как надежды наивная шаль,
Как закатное марево рыжий - билет.
Ну а ехать-не ехать - решай.

Прости пустые рамки тел,
Рассветное жерло! -
Мы стали старше многих стен -
И слишком многих слов.

И вот, застыв - на век, на миг -
Перед провалом лет,
Оставь любовь, забудь язык,
Задуй ненужный свет,

Сотри шершавое лицо,
Как лишние нули,
Что ты не поделил с Творцом,
С другими подели.

Все отменяет шаг вперед,
Лишь горькой складкой уст -
Тот обреченно-сладкий плод -
Далекий, слабый вкус...

Так, прохладными пальцами чуя беду,
Пыльной рамы касаются немо,
Так идут по уже ноздреватому льду,
Так молчали волхвы, провожая звезду
В отчерневшую ночь Вифлеема.

Пусть постыло-квадратные календари
Навсегда сохранят отпечаток
Этой - самой безсмысленной в мире - зари.
Уходи - только имя навсхлип повтори -
И в ненастную синь без перчаток.

И, на ключ запирая свои города -
Одиночество, верность, тревогу -
Как готовые брызнуть звездой провода,
Свяжем туже - чтоб не развязать никогда -
Ведь осталось (прости!) так немного.

Так давай же, все важное молча спалив,
Чуть согреем нависшую стужу,
И, негромкую ложь на пороге пролив,
Прорываться - сквозь корку последних молитв -
Сквозь повисшие жилы - наружу.

Перед взлетом присев на прозрачный песок,
Как на краешек стертой эпохи,
Снимем шлем, лунной пряжкой царапнув в висок,
Подождем - может быть, долетит голосок -
Механический, ломкий, далекий...

Тусклой цепочкой стекает по шее свет,
Все - никаких стихов, никаких примет,

Дрогнул обломок времени в седине,
Четче одна отметинка на луне.

Можно уткнуться в синие пряди штор,
Можно из груды джокеров жечь костер,

Можно попробовать даже найти слова,
Но - не вернешь - какие у слез права?

Счастье раскрытой книгой летит из рук,
Что ни скажи, останется только звук,

И - отпечатком мертвых земных узлов,
Решкой, конечно стоившей всех орлов -

Вот - до любого края земли - билет.
Едем - до вечности кажется станций нет,

Едем - и пусть из шпал прорастет трава,
Мир накренился краешком рукава,

Замерли пальцы, по склону плеча скользя,
Как паутинка, которую рвать нельзя...

Ну вот и ты поймал - один на всех -
Над склоном седины кружащий снег,

Скажи, в тот миг почуяла ладонь,
Упавший с края вечности огонь?

Вот, оттолкнувшись от земного дна,
Затихла где-то далеко струна

Цепи несчастий лопнувшим кольцом,
Слепящим сгустком памяти в лицо.

Вот ты и понял, как подходит срок -
Вокруг души обвившийся шнурок

Больнее давит давним узелком,
Острее угол жилки под виском.

А ты бы мог - вот здесь - окончить спор,
Взлетев на крутизну застывших штор?

Довольно - ведь не вспомнишь ни о ком,
Земную сласть допив одним глотком.

Что, уже заслужили свое "навсегда",
Раскусили, как в мире несладко?
Ночь. По скулам вагона скользят города,
В посеревшее сердце кольнула беда
Отпоровшимся краем подкладки.

Это - в каждой морщинке, в подкорке, в крови,
В утлой строчке, которой не в праве
Изменить. Ну, давай, без налипшей любви,
Как сошедшие в дождичек деды - живи,
Ничего на земле не поправив.

Темно-розовым небом проходит звезда,
От души оставляя тетрадку,
Помни - там, по дороге не знаю куда,
Будет - как в задрожавшем стакане вода -
Так же холодно, звонко - и кратко.

Ну что, душа, прости земное лето,
Тропинка еле теплится твоя,
Раздавленное зеркальце рассвета
Взирает с края полу-бытия,

Нам не взлететь - все слезы и усилья
Уже стирает розовая мгла -
Присядем здесь, сложив чужие крылья,
На пыльный край отцовского стола.

Вот ты и понял, что всего дороже -
Промозглый, липкий предпоследний час,
Уже простерший земляное ложе,
Уже кивнувший женщине без глаз,

Прикосновенье пальцами немыми,
Меж прутьев сердца вынутое имя...

Стучи, пустой любви веретено,
Носись над миром, тополиный снег! -
Немножко горько, капельку смешно
Пустить на дно свой маленький ковчег.

Вот соло на ржавеющей трубе
Летит лоб-в-лоб на стену синевы -
Мир честен - сколько ни копай в себе,
Другой души не вырастишь - увы.

И - слаще, чем надуманый финал -
Расплещется закат у наших ног -
Да, в прошлый раз ты многого не знал,
А в этот - уже многого не смог.

Но приласкай нас, пожелтевший свет,
Не осуждай, не ной, не забывай -
Полжизни - за десятку на билет,
Полжизни - чтоб понять, в какой трамвай...

Вот, теперь ты понял, как все старо,
Постучись же сердцем в дома без глаз,
Может, тень, промелькнув в мировом зеро,
На какой-то миг расшевелит нас?

Что ж теперь останется? - Так, клочки,
Горстка сучьев звездного шалаша.
Для чего ж так долго копил стихи,
Без которых в принципе мог дышать?

Научись значенью простых вещей
На примере смятых закатом дней,
А пока - нас просто уносит в щель,
И не надо спрашивать, что за ней.

Надо встать - и, вытянув ремешок
До последней дырки, мурлыкать гимн,
Надо все, что важно, сложить в мешок,
А уж рыться в нем - предоставь другим!

С другого края весны,
Без путанных сборов в путь,
Свой миг узнать со спины -
И прямо к нему шагнуть,

Черпнуть из толщи стихий,
Толкнуть от всех берегов -
Как помнят только стихи,
Как любят только врагов,

Не скорчиться над бедой,
Не спрятаться в потный плед -
Скатится черной звездой
Остывшему миру вслед.

Довольно о том, что ты
Не смог разглядет вдали -
Еще щепотку тщеты
Смешай с щепоткой земли,

Оставь ледяную суть,
Сырую мякоть слогов,
Петлявший по миру путь
Сожми до пары шагов,

Исполнь не сказанным вслух
Усталого сердца сот -
И ждущий при дверех дух
По имени позовет.

В конце возвращений, у края веков,
Кивнув городам и грехам -
Пусть хвост раздуваемых ветром стихов
Наотмашь хлестнет по щекам,

Довольно - не нужно уже ничего,
Осталось - себя доносить,
Забыть искушенье, предать мастерство,
Щепотью - свечу погасить.

Как вязкий напиток, со дна пригуби
Опять подвернувшийся гимн
Безумью, которое ночно любил,
А утром - оставишь другим,

Последнюю алую точку - спали,
Да душу нащупай во мгле,
Пусть выборы азбуки, веры, земли -
Еще подождут на земле,

А ты, не цепляясь за "ждать" и  "беречь",
Шагай в направлении дня -
Пусть в полночь одна галилейская речь
Тебя выдает у огня.

Ты веришь, ты преданно носишь вериги
Давно отсыревшей весны,
Но странной улыбкой кончаются книги,
И недоумением - сны,

Чуть розовым облачком, легким круженьем,
Смешного триумфа тряпьем -
А ты - ты умеешь понять пораженье?
Хотя бы - еще не свое.

А как это ново - и как это странно,
Еще не срывая печать,
Прозрачной песчинкой по дну океана,
Улиткой по грани меча -

И хочется думать, что главное знаем,
Но, краем теряясь в грозе,
В таком же беззвучьи спускается знамя,
С бизани - в ближайший музей.

Вцепившись в желтый хвост последнего трамвая,
Влетая в сумерек лиловое жерло,
С усталых рук души комками отмывая
Родных и страшных дней цветастое тепло,

В нелепейших надежд зеркально-скользком кубе,
Над времени раздолбанной дырой,
Прости, как женщину, которая не любит -
И одеялом памяти укрой.

Да, выпало и нам - по пять минут на брата,
А дальше - как у всех, но (каждый о своем)
Смолчим - лишь желтизну тогдашнего заката,
Как ржавый ключик, в сердце повернем.

Прости, земля - вот ветер впился в пряди,
Вот где-то застывающая боль
Еще листок календаря разгладит -
Мы слишком долго плыли над тобой,

Теперь - пора, и горькие законы,
И беззаконий сладостную мглу -
Поглотит миг, светло и обреченно
Скользнув по венецейскому стеклу.

В закатных волнах вертится монета,
Ну что ж - еще чуть больше мертвецы,
Раздавим каблуком комочек света,
Пронзающего лужи и дворцы.

Так проще - дата, прочерк, дата, имя.
Но были ль мы - хоть день, хоть миг - живыми?

Кто вспомнит дни, сгоревшие дотла
На гранях венецейского стекла?

Словно расставил свечи пустым углам -
В час, расколовший вечность напополам,

В хмурое предвесенье, меж струн дождя -
Как по стальным ступеням, навек сходя.

Да, все не свете можно забыть - проверь,
Все ли с тобой, надежно ль закрыта дверь,

Смел ли последней точкой земного дня
Тесную оболочку, где нет меня?

Лишь опалило пламя зари -  в висок,
Лишь покатился камень - наискосок,

С мира стирая знаки, сереет свет -
Видишь, внутри лишь накипь -  а сердца нет,

Много ль тебе досталось, скажи, душа -
Ягод, что ты пыталась собрать, спеша?

...лишь застучит отверстый в вечность мост,
Лишь ускользнет забытых снов карниз... -
Был март, над нами плыл великий пост
Далекой птицей, не смотрящей вниз.

Так на всю жизнь -  с мальчишеским "пока",
Под языком - ледышка миража -
Так разожмись же, жадная рука -
На свете больше нечего держать!

Но пьян еще не отвердевшим "ты",
разбейся вспышкой у порога тьмы -
...и мир затопчет белые цветы
На шесть часов вернувшейся зимы...

Стал осыпаться лак с непрожитого нами -
До звонкой немоты нездешний и ничей,
Я буду слушать снег, стихающий, как пламя,
Как вздрогнувшие пальцы на плече.

В нас вплетены вещей невидимые нити,
В нас все, что нужно, сказано - молчи,
Дай ветру проскользнуть по клавишам событий,
Причудливых, как тени от свечи.

Пусть тот, кто вправе ждать, кто засыпал героем,
Дождется наших звезд, но - лучше не теперь -
Оставь мой ключ в замке - мы больше не закроем
В чужую боль - в чужое небо - дверь.

Горсткой все слышавшего песка,
Горькой отметинкой вдоль языка,

Сетью, нам ноги опутавшей вновь,
Сердцем, в которое вырвалась кровь,

Бликом, по пене отмерившим путь,
Всхлипом ступени, сказавшей: "забудь",

Смолкнем - вдоль строк, по иссохшим губам,
С молнией брюк - ускользает судьба,

Сброшенным в толщу не текшего вспять,
Прошлую точку уже не поймать.

Что ты нашепчешь, презренная быль,
Мыслям, в душе перемолотым в пыль,

Лунке, в которой укроется тьма,
Струнке, все так же сводящей с ума?

В тучи обернутый город сырой,
Ключик, повернутый в сердце с дырой,

С края бездонного крошится свет,
Из обретенного - выхода нет.

Прозрачный град - и мир - идут ко дну,
Ты здесь уже, весна? - Хвалиться, право, нечем -
Но можно обрести эпоху и вину,
Из книги львиной лапой зачерпнув
Еще один комок кровоточащей речи.

И будет биться мир, и будет таять снег,
Смывая рамки времени и меры,
Посмотрит истина из-под лиловых век -
И будет день - на венецейский брег
Порыв весны вернет побитые галеры.

Сожги нас, жадный ток прорвавшегося вспять! -
Ной, тщетного письма оранжевая марка! -
Мы вскроем одиночества печать,
И заскользит мотив, как неземная стать
Львов и коней закатного Сен-Марко.

Ты долго жил - прости, уже не ты
Последним уходя, погасишь эти свечи,
Заложишь четками померкшие мечты...
Вот камень - он хранит и шрамы, и цветы -
И руку гравера - и хлад латинской речи.

Выходит, ничего не надо -
По стертым клавишам души,
В косую проседь снегопада,
Как в пыльное предверье ада,
Сойдем - куда еще спешить?

Давай - как можно односложней,
Для тех, кто к сумеркам привык -
Что нас заденет осторожней,
Еще беззвучней, невозможней,
Еще больней, чем этот миг?

И - как несброшенное слово -
Из черт безкровного лица
Желтеет диск глазка дверного -
Обломок странствия земного
В пол-шаге от его конца.

Просто имя, в котором жить,
Просто время, с которым вплавь
Черный ток земли переплыть,
Но - глоток для меня оставь.

Все, что можно отдать строке,
Сбросить в небо, прочесть на свет -
Следом звезд - на ночном песке,
Революций - в рубцах комет -

Это мир потерял ключи,
Это вскрылась не та печать,
Где ж ты, сердце? Сильней стучи! -
Нету двери, куда стучать.

Дальше воздух - присядь на миг
Над заката стальной дырой,
Все, что в мире взял не из книг,
Доскажи - ничего не скрой.

Это важно - здесь и сейчас -
С пьедестала пустых побед,
Как мы глянем - в последний раз -
Заходящему солнцу вслед.

Вот и пол-моря смыло
С моих манжет -
Где-то на льдинках мира
Темнеет след,

Сходит души короста -
Дыши опять! -
Как нереально-просто
Все потерять.

Вспышкой, бродячей кошкой -
Молю, живи!
Можно - на серых крошках
Чужой любви,

Можно - сквозь лед объятий
Прорвавшись вплавь,
Лишь уголок печати
Твоей оставь!

Хочешь, надломим воздух
Иссохших книг,
Хочешь, задуем звезды
(Смешно при них) -

Хочешь, повспоминаем,
В какую боль,
Сами того не зная,
Сошли с тобой.

Веришь? - за все заплатим -
Сожмем комком -
И опадает платье
Больным цветком,

Выдвинут тайный ящик,
Судьбы строку
Полночь чуть слышно тащит
По потолку...

Только над нами своды
Не разомкнут -
И не заблещут годы
Со дна минут.

Косточкой сладкой грусти
Скользи и рань! -
Нет, нас уже не пустят
За эту грань.

Будет - горько-тепло и безумно-неново -
Не ропщи - и на ярмарку снов не спеши,
Час придет - и уйдет, но останется слово -
Поседевший в прихожих привратник души.

Что же, время устало расставить кавычки,
Посмотреть мимо глаз уходящих детей -
Что-то даже останется: где-то - привычки,
Где-то - просто пустые коробки страстей,

И, вцепившись в неверные капельки света,
Как в последние комья обрыва - трава,
На безцветном окне переставим предметы,
В безполезном письме переставим слова...

Давай о том, что слишком кратко,
О всесжигающем дотла -
Зима привычным безпорядком
Стирает пальцы со стекла,

Так значит в путь? (Почти не больно) -
Вслед замирающей звезде,
Безмолвно, строго добровольно,
Как тысячи других людей.

По ребрам воздуха стального,
Сквозь разоренные сердца,
Не вспоминая остального,
Не допевая до конца -

И от нахлынувшей минуты
(держи, коль мост назад поджег) -
Кому-то - новый мир, кому-то -
Один вчерашний пирожок.

В усталом сердце отозвался жаждой
Нелепый сон -
Увы, я видел небо лишь однажды,
А - так бетон.

Теперь уже к нему тянуться поздно,
Тогда - не смог
Идем, посмотрим, как сгорают звезды
У этих ног.

Кто обещал, что час придет так скоро?
Сравняем счет -
По жгучей грани счастья и позора
Пройдем еще!

Знобит луны недвижная усмешка,
Молчат тела,
За нами косо наблюдает решка
Со дна орла,

Желтеет кровь последнего трамвая,
Звенит печаль,
Слепой фонарь на кухне допивает
Простывший чай,

Тугие розы времени опали
В ночную тушь,
Походкой насекомого ступая
По стенкам душ,

Кто угадал, что дальше - так серьезно?
Позволь тайком
Прийти - взглянуть, как замирают звезды
Под каблуком.

Был прилив - и отлив, ну а дальше - не знаю, что будет,
На холодное зеркальце жизни почти не дыша,
Два клочка безконечности, странно завернутых в судьбы -
Да, не судьи минувшему - и неземному не судьи -
Как сумели из россыпей мира не взять ни гроша?

В час, когда желтоватые нити прощального света
Превращаются в строчки слепой типографской золы,
Перед веком склоняясь, как старый лакей пред каретой,
Мы не знали, куда принесет наша личная Лета,
Потонувших в душе городов размывая углы.

Слишком долго ты ждал над дымящейся снежной дырою,
Почерневшие звезды замерзшей рукой раскрошив -
Так выходит, душе недостаточно книжных героев?
Что-то тайное щелкнуло, сердце шагнуло из строя -
Век-не век, а секунда твоя - не стесняйся - дыши!

Как странно исполнились сроки,
Как хрупко кольнула звезда,
На дрогнувший мостик эпохи -
Наверно, уже навсегда.

Расправив замерзшие крылья,
Прищурив слезящийся глаз -
Да, столько всего позабыли,
Что правы забывшие нас.

Так что ж? - улыбнемся - так надо,
Со всей неизбежностью - тут,
Пусть ветви заросшего сада
Сквозь наши слова прорастут,

Мы вздыбили пыльное знамя
Кипящих ненужностью фраз -
Пусть мир, недочитанный нами,
Не будет дочитан без нас.

По-своему сладок и жуток,
Как ставшая мелочью цель -
Холодной зари промежуток
Взглянет на пустую постель,

И мы - на века одиноки,
Как в черном колодце вода -
Мы просто впитаемся в строки,
Ушедшие ввысь - навсегда.

Ожидание, верность, земная любовь
Не достанутся нам навсегда -
Где, чернея, стояла застывшая кровь,
Пробежит дождевая вода,

Лишь колесико времени чуть провернув,
Ветер вырвет рассвет, как тетрадь -
Да стигийские ласточки, вечер качнув,
К своим норам вернутся опять.

В упоительном, горьком стремлении быть
Мы - как серые горы во сне,
Чем ты будешь дышать, если даже любить -
Это только скользить по струне?

Все единым глотком допивая до дна,
Скоро боль наши руки сомкнет -
Как томителен полдень, как шатка струна -
И как ласточек сладок полет!

Еще немотой не наслушались всласть,
А небо уже - на куски,
Пока еще в силе безмолвная власть
Обрушенной в сердце строки,

Пока холода не забрали с собой
Последние сгустки души,
Пока еще вправе звенящая боль
Тебя полу-мира лишить,

Пока ты от грохота зрелищ бежал
Туда, где венец не сплетен,
Пока руки знали лишь меч и кинжал,
Но порох - изобретен.

Все звезды - на небе, все пули - в пути,
Что делать - известно из книг:
Грошами потраченных судеб плати
За жадно надкушенный миг.

Теплится память на пыльных губах вещей,
Серые лица время уносит в щель,

Может, мы правда в силах прожить века
В мире, где сны разложены по зрачкам?

Впрочем, довольно - когда замолчит струна,
Станет чуть мягче знобящая тишина,

Вечность посмотрит складки души на свет
(Помнишь, как мы купили в нее билет?)

Смолкнем - наш век и миг не наступят в срок,
Тусклого утра проглотим еще глоток,

Гвоздь догоревшей звезды в пустоту забив,
Прошлой любви отчаянно пригубив,

Только земля рассыпалась - так всегда:
В теплой золе - прозрачные города,

Лестница - в небе и серый манжет - в крови,
Это окончилась книга - теперь - живи.

Марш конфедератов

1.
Эй, южанин! Гром над нами!
Ветер треплет вражье знамя!
В ружье! В ружье! В ружье за Дикси!
Не оставим хамам шансу -
Врежем мерзкому альянсу!
Вперед! Вперед! Вперед за Дикси!

ПРИПЕВ:
Вперед под флагом Дикси!
Ура! Ура!
За край родной мы встанем в строй -
И жизнь, и смерть - за Дикси!
В ружье! Вперед!
Добудем мир для Дикси!
В ружье! Вперед!
Добудем мир для Дикси!

2.
Не страшись! Брось плуг и грабли,
Взяв винтовку, пику, саблю -
Вперед! Вперед! Вперед за Дикси!
Строй сомкнем и станем твердо,
В каждом сердце вспыхнет гордость!
В ружье! В ружье! В ружье за Дикси!

3.
Все отчизне поклянемся,
Что не струсим, не споткнемся -
Вперед! Вперед! Вперед за Дикси!
Пока мародеры целы,
Не оставим Божье дело!
В ружье! В ружье! В ружье за Дикси!


Lyrics by Albert Pike, 1861

Кончится - лункой на помнящем нас песке,
Или - пастилкой на связанном языке,

Вздрогнешь, звезду закроешь на шпингалет,
Выход отсюда в землю, а в небо - нет.

Всплеск - и не надо больше вязать узлов
(Словно за все расплатишься парой слов)

Впрочем, уже светает - уже отлив,
Что-то безумно-важное отмолив,

Плещется в венах, уносит осколки глаз
По переулкам сердца - в последний раз.

Кончилось - вмятинкой, темной звездой в руке,
Серой полоской, дымящейся вдалеке,

Сводом, надорванным наискось, как билет,
Зеркалом сумрака, горько смотрящим вслед.

Вязкая внутренность мертвого корабля,
Тише - уже светает - уже земля...

В рассветную чашу взирая со дна
Уже побелевшей весны,
Вздохни - у всего на земле есть цена -
Лишь сердце не знало цены,

А значит, не вой над ушедшим, не верь
Мельканию календаря -
У каждой судьбы есть фанерная дверь,
Но надо ль ее отворять?

Сквозь дверь эту можно шагнуть навсегда -
В смывающий губы мотив,
Над каждой душой остывает звезда,
Прозрачные крылья скрестив.

Сверкнуло - и нечего больше беречь,
Все спящее здесь - не твое,
Но каждый - за время, за имя и речь -
Сквозь тающий сгусток ее

Идет, затоптав недосказанный сон,
До главного - недалеко,
За каждым затвором - последний патрон,
Попробуй - не в молоко!

Капля горького неба со дна тишины -
Как о скулы побившийся смех,
Пол-судьбы, пол-земли, пол горбатой стены,
Пол неяркой эпохи - на всех,

Две корявые крошки вчерашней зари,
Душ куда-то несущийся грай -
Все застыло, но все по слогам повтори -
И нащупаешь памяти край,

Чтобы с этого слома растоптанных лет,
Как из рамы, разъеденной ржой,
Наклониться в плывущий за нами рассвет -
Одинокий, суровый, чужой.

Где твой якорь? - доплыли до стенки сердец,
Тем, что дальше, не жил никогда -
В посиневших висках отдается свинец,
Из пробоины дышит звезда,

Как звериная шкура, искрится шинель,
Тень снежинки легла на цевье -
Время выбрало самую важную цель -
И едва ли упустит ее.

Мир превратился в пыль - уцелели сны,
Так улыбнемся вдаль, по щекам размазав
Искры вполне шекспировской седины -
Время пришло - и надо другого раза,

Это заря - собирайся, пора и в путь
Под залихвацкий хохот больного эха,
Знаю, такие вещи перешагнуть -
Как неспеша сойти в ледяную реку,

Но (что поделаешь?) жизнь и сейчас права,
Жизнь и на это (веришь?) имеет право:
Все. Мы чужие, как ямбу - эти слова,
Я - как обычно - прямо, тебе - направо,

И, волоча в свинцовой руке билет,
Гулко - как мерзлый дождь в решето рассвета:
"Выжившая Офелия, твой Гамлет..." -
Стоп. До конца земли - никаких Гамлетов!

Как это важно - упрятать земную боль,
В искорки снега, исчерченного следами,
В поезд, которому не полететь с тобой
Сквозь ледяную линию ожиданья, 

Вновь, во вчерашним мире нащупав свет,
Комья надежды в карманах души потащим,
Вновь засмеется в спину лохматый плед,
Пьяный еще дымящимся настоящим,

Вьется пустая правильность площадей,
Крошится маска видавшего все героя -
Знаешь, к вещам не подходят ключи людей,
Так что (пора привыкать) - ничего не скроешь...

Сбиваясь, по лестнице ребер спеша,
Как новое сердце в тиши,
Не слишком ли безповоротно дышал? -
Теперь осторожней дыши.

Вот вырвется горького горна сигнал -
И стрелка чуть двинется вспять,
Выходит, ты многого в мире не знал -
Теперь не пора ли узнать?

По вене скользит наплывающий день,
Оставив в надколотом сне -
От самых мучительно-важных людей -
Лишь вмятинки на простыне.

Чуть теплится след уже замерших крыл
Обычной, как скрепка, любви -
Что спрашивать, как ты досюда дожил? -
Но больше ты так не живи.

Как дедовы запонки, шрамы надень,
Зарю приложи к седине -
По вене ползет наступающий день,
Как трещинка - по броне.

Пусть даже застывшие слезы
Безкрайних, безжизненных льдов,
Пусть даже железные розы,
Зиявших за нами следов

Забудут - ползи в одиночку
По ржавому краю пути -
Ты должен последнюю точку
До скользкого дна доскрести.

Ты должен - весь выпитый воздух,
Все отблески сини в стекле
Забыть - как неверные звезды,
Манившие нас по земле.

Мелодией горькой и гордой
Твой контур прорвется во тьму -
Лишь вечности львиная морда
Склонится в рассветном дыму.

Без глупых сомнений - так нужно -
За всхлипом пластинки вдали,
Вдоль неба усмешки жемчужной,
Вдоль черной усмешки земли.

Перед хрупкой тоской городского ночлега
Мы сегодня - блистательно, страшно - равны,
Опаленные пальцы касаются снега,
Как навек онемевшей струны,

И со дна - как немое признание, липко
Обступающий потяжелевший язык -
Никуда не зовущий, все помнящий привкус
Навсегда не дочитанных книг.

Эта ночь в развороченной светом квартире
Ничего на земле не исправит - опять
Час придет - и уйдет, и в разбуженном мире
Я не знаю, кого как назвать.

Пусть последней попыткой остаться живыми,
Уходящей кометой в свинцовом мозгу
Будет это негромкое, тусклое имя -
Отпечаток души на снегу.

Сквозь застывшее сердце, сквозь звездное небо -
По губам ускользающей лодкой виска,
Кисловатым обломком забытого хлеба -
Или книгой, умолкшей в усталых руках,

Или кромкой... - и сгусток вечернего света,
Как с обрыва развеянной родины гимн -
Так останемся - эхом, и небом, и ветром -
Ведь едва ли останемся чем-то другим.

На светящейся линии нежно гарцуя,
Омывая манжеты безцветным огнем,
С проходящей над миром звездой - потанцуем,
Уходящей - как давней знакомой, кивнем.

И по-детски вздохнув над сломавшимся веком,
Подступившему утру поднимем засов -
Все, что нужно живым - это странное эхо
В обвалившемся мире оставленных слов.

Смешную мечту
протаскал в городской немоте,
Шагнул в высоту,
оставляя на свете лишь тень -

Вот краткая боль -
и умолкшая груда оков,
Вдохни - пред тобой -
целый мир, где не пишут стихов!

Искрящийся куст,
зимний воздух завязан узлом -
Здесь любят на вкус,
а не как ты привык - на излом,

Но вот - ты спасен
от пожара кружащихся лет -
Купи же на все
в кассе вечности белый билет,

Знакомый, как пот,
как в зубастых ботинках - вода,
Не плачь - пароход
третий век не заходит сюда.

Допьем этот вздох,
как пьянящий пассаж на трубе,
А третий гудок -
не надейся - он снится тебе!

Я знаю: до съеденной соли не ново,
Но выберем город на карте - любой -
И словом останется каждое слово,
И болью останется первая боль,

Пусть все безразлично, и немо, и серо,
Но обручем времени стянет виски -
И нам от безсмертья останется мера -
И толстая корка дорожной  тоски.

Пусть кто-то дохнет на иные страницы,
И кто-то - шагнет на иные пути,
Лети, моей плоти бумажная птица -
Нам  мало осталось, но надо - лети.

Ты близишься, час - окрыленная тленность
Над полем взывает простывшей трубой,
Все собрано в путь - лишь одну современность,
Никто никогда не уносит с собой.

Переплетения улиц - как вены,
Вечер - как давняя рана врага,
Времени мысль, облеченную в стены,
Дерзко читаю - еще по слогам,

Над застывающей бездной земного,
Знаком раздавленной птицы шепча -
Первое или последнее слово -
Точно стучащийся в дверь без ключа,

Миром, где жить уже вобщем-то нечем,
По замерзающим граням мечты -
Мы понесем потускневшие речи -
Так отступающий рушит мосты.

В электрическом мраке,
не в силах проснуться другими -
Откупись многоточьем -
и, может, досмотришь свой сон:
Есть у каждой подъездной собаки
какое-то имя,
Только нас раздирают на клочья
десятки имен.

И, уже не решая,
что миру ответить на это,
О ненужные строки
жестокие губы стерев -
Укатившись, как шарик
безжизненно-желтого света,
Навсегда одиноки,
растаем в одном январе.

Не меняя привычек,
уже не заметишь, как скоро -
Не щербатый комод
надоевшего моли тряпья,
Не бродячую притчу,
не статую командора -
Нас с тобой позовет
расшалившийся комедиянт! -

И потащим угрюмо
чугунные фалды империй,
С наслажденьем пугая
взмывающих галок дожди -
Будет время подумать,
померзнув под собственной дверью,
Что пиеса другая -
и лучше туда не ходи.

Выходит, все забыл -
не вздрогнул, не ответил,
К стеклянному плечу
припав больным плечом -
Брось камушек судьбы
туда, где только ветер,
Поплачь чуть-чуть -
и больше не при чем.

Все кончилось - глаза
отмыты, как чернила,
И миг - еще живой -
задвинут на засов,
Звени, души вокзал
под скользкой коркой мира,
Я слышу твой
последний горький зов!

Что было, повторим -
от снов душа ослепла,
Зашла за серый дом
консервная звезда,
Да. мы построим Рим
из памяти и пепла,
Но даже в нем
не будем никогда.

Свинцовая книга пространства,
Которую слушал Кюстин,
Стальная звезда христианства,
Пронзившая нас до кости -

Какое грядущее племя
Погонит с земли эта плеть,
Какое нелепое время
Придет, чтобы это стереть?

Едва ли ты многое вспомнишь
Из вечно не читанных книг,
Но - чем безнадежнее полночь -
Тем явственно близок Жених,

И с самого голого брега,
Из теплых развалин мечты
Видней, как из черного снега
Встают ледяные цветы,

Как падает ржавая птица
В дымящийся след на песке,
Как лампа, сгорая, дымится
В никем не согретой руке.

Нам мира не сделать ни проще, ни краше,
Но - пальцы безпамятства не торопи -
Блажен, кого минула громкая чаша -
Он лучшую чашу научится пить,

Так надо - со склона - в неверные волны,
Чтоб с пеной отмылись земные пути,
До розовой корки изжитую полночь
Еще напоследок душой поскрести,

В каком-то почти неприличном азарте -
Изгоем, не позванным жизнью на пир -
Отметить слепящую точку на карте,
И кинуть на карту весь видимый мир,

За радость застыть перед хрупким пределом,
В беззвучии все еще раз повторив -
За право исчезнуть, послав каравеллу
Души на еще не разведанный риф.

Отсыпав безценность, отмерив безмерность,
За все заплатил медяками огней -
В душе еще теплится тошная верность,
Но с каждой безцветной зарей - холодней,

Мы разными были, и будем - любыми -
Раз вытекло в трещинку небо твое,
Что смысла впиваться в иссякшее имя,
За мертвое дело вздымая копье?

Визгливого времени вечным студентом,
Хоть скуке его теорем не дивись -
Нет, рыцарем, снявшим поблекшую ленту -
И наскоро сляпавшим новый девиз -

По корке лимонного, хрусткого утра -
За что умирать в этом мире? - живи -
Лишь сбрось со скулы два кристаллика пудры -
Осколки нелепой, ненужной любви...

Ни слова, ни света - лишь времени узкая дверь -
Не с первого раза - ну что же, хотя бы теперь -

Сквозь строй всех ошибок, со дна всех безумных высот,
Безмолвной железной махиной - в последний поход,

Меж клочьями пепельной пены теряется след,
Скитаются в сердце бездомные тысячи лет

Чуть двинулся берег - и яркая точка на нем,
Все кончилось? - что же, а мы с середины начнем,

Мы ту же безсмыслицу, ту же блаженную грусть
Над новым пристанищем дерзко прочтем наизусть!

И - как бы ни ныло, и - как бы нам не было жаль -
Оставим заре седины потеплевшую сталь.

В нас не было мира, и в мире нас - меркнущих - нет,
Прислушайся - ты очень ясно услышишь рассвет,

И скоро почувствует каждая точка твоя,
Как тихо по книжным ступеням идет Судия...

Словно с сердца печать ожидания смыло,
Вечность стала прозрачней - а правда - смогли б
В тесноте многократно открытого мира
Отыскать нам одним неизвестный пролив?

Видно время вернуться назад не успело -
Чуть петляющей струйкой по снегу стекла
В пальцах нывшая музыка этого тела -
И навек улетела в другие тела.

Мы распались по точке, нас смазало эхо,
Но, суровой звездой опалая виски,
Миг придет - и заплачет скрипичная дека
Просоленной душой корабельной доски -

Так по синим углам предрассветного храма
С каждым взмахом кадила вздымается сад,
Поманивший когда-то ушедших с да Гамой,
Не оставивших миру дороги назад.

Звезда чуть заметно кольнула - и скрылась от глаз,
Все горше и неотвратимей приблизился час,

Продвинулись звенья неведомой миру цепи -
Заря. Ты не спишь, мой Иосиф? - Не надо, не спи.

Слова стали льдинкой, земля меж перстов утекла,
Взгляни в направлении взоров вола и осла,

Снег вертится тающим тысячелетиям вслед -
Вздохни - и седой декорации города нет.

Пред тем, что сейчас наплывает из утренней тьмы,
Наивно-игрушечны звери, пещера - и мы,

Нет, время не кончилось, хлеб - еще хлеб, не забудь,
Мой верный Иаков, что будущей ночью нам в путь -

Царь алчет Младенца несытого ветра дырой
(Такая у иродов неблагодарная роль),

Царь мечется в черной тоске, набавляя года,
Которым из дыма предчувствий не встать никогда -

Вой, жалкая злоба - тебе лютовать только час -
Звезда напоследок кивнула - и скрылась от глаз,

Лишь, жадно отпив от немеющих уст синевы,
В уже неродную Персиду плетутся волхвы...