Все съела времени моль,

Все смяла памяти тьма -

Улиссу пора домой,

А Савлу пора в Дамаск.

Скитайся, молчи, молись -

Другого выхода нет,

Сердца, ползущие ввысь,

Роняют прощальный свет,

Прости, недожитый том!

Прости, тугая сума! -

Уже нарисован дом,

Уже проснулся Дамаск,

Уже качнулось вдали

Тяжелое пламя вод,

Уже у края земли

Свинцовая лодка ждет.

Пыли, тоска и сласть бездомного сюжета,

Кипящих красок жар - и мудрая зола! -

Другие земли славны чем-то, где-то -

Но все объял полет двуглавого орла.

Немая книга крыл отверста звездной пене,

Внизу - бурлят дворцы, грохочут города,

Народы, голося, снуют по пыльной сцене -

И лишь один - на сцене - навсегда.

Веди ж, рука времен, сквозь страшных истин школу! -

Слепи, звезда грядущего, мани -

Сквозь паутину слез - сквозь смуты и расколы -

Цусиму и военный коммунизм!

Я знаю вам смешно, газетные герои -

Под вас написан план, за вас свистит судья,

У вас - эпизодические роли,

А в перерывах - трубка, кофе и коньяк...

Ворчите, умники: "Не честно! Не годится!",

Убит стрелок-радист - и в дырах бензобак -

Но прямо, как стрела, летит стальная птица -

Сквозь мелкий дождь, сквозь летописный мрак...

Еще вдыхаю дым, терплю, полу-живу,

Не первый час молчу над строчкой в эпилоге,

В который дерзкий век, как падшую листву,

Наставший день смахнет с дороги.

Тенями стертых слов на миг влетают сны,

Как надоевший том, прикрыв земные звуки -

Признайся - мы давно, мучительно больны

Тревожной сладостью разлуки.

Возьми весло и соль, сойди на узкий брег,

Опавший куст волос сквозь ночь неся, как знамя,

О том, что знает лишь ушедший человек,

Еще немножко - и узнаем...

Соль устоялась, боль прошла,

Рожденья рана зажила,

Прозрачные проростки смерти

Уже опутывают сердце,

Безшумно близится предел

Тяжелый дней, ненужных дел...

Прости меня, стальное слово,

Под толщей странствия земного

Оставленное, как печать -

Все чаще хочется молчать

И тупо - ничего не слыша -

Ползти по стеблю - выше, выше...

Прощай - проскользнут предосенними птицами смыслы,

Стихающим эхом мелькнут напоследок поля -

Пора бы сложить наши - в общем-то скромные - числа -

Вот, звездочка горькой дороги над домом повисла -

Вот, тонущей лодкой качнулась под нами земля.

А сколько осталось - на век? - на полгода? - на вечер? -

Не знаю - никак не нащупаю нужную нить,

Спускаемся - ниже - где холодно, крысы и течи,

Но в сумраке - те же по-девичьи острые плечи -

И в них еще можно поношенный лоб уронить.

Иди - забудь свой земной приют,

Съешь воздух - и выпей воск -

Вот наши звезды в дыму встают -

С винтовками в полный рост,

Взгляни, блестит на кону судьба

Чужих столетий и стран -

Над синим полем сипит труба -

И бесится барабан,

Эпоха стиснула горький рот -

И руку сжала - больней -

А наши звезды идут вперед -

И падают в пену дней -

За раны неба, за грани гор,

За лунных ногтей следы -

Сквозь толщу ночи мелькнул затвор -

Бездонней любой звезды,

За всех несбывшихся снов глаза -

За подлых любовей пот -

За все, что нам не вернуть назад -

Вставай - и иди вперед -

Тебе посветит лиловый Марс,

Тебя узнает Харон,

Пойми, мы жили, чтоб этот час...

Молчи! - Сквозь мир, где не станет нас

Сверкнул последний патрон.

Ты устал с дороги. Твой хлеб иссох,

Твой довольно булькавший мех иссяк,

В волосах - бездонных дорог песок,

Но ты вновь почуял спиной косяк.

На устах застыла чужая речь,

Как пустынных пчел горьковатый мед,

Порыжел зазубренный в стычках меч,

Но бурлит от месива строк блокнот.

Твой язык - притихший от жара пес,

Твое сердце - серый шершавый ствол,

Ты такое небо в глазах принес -

Ты такую землю, ворча, прошел -

Что прости, прорвавшихся слез слюда! -

Что попробуй прошлое на излом -

И мне вновь покажется, что всегда

Ты сидел за этим хромым столом...

Улыбнулся - и в толще усталых сердец

Отозвались какие-то алые нити -

Проходящего мира восторженный зритель,

Пожелтевшего света ленивый творец,

Что ты сделал? - пригладь слишком дерзкие чувства,

Спрячь куда-нибудь счастья стальную печать -

Счастье - это святое искусство молчать -

Как легко забывается это искусство! -

Как светло и безсмысленно гибнут слова,

Прозвучавшие рядом с другими словами -

Так блистательный миг обретает названье,

На название жизни теряя права...

Мои века унесла звезда,

Растаяв в воздухе без следа,

Оставив искру в стальной реке -

И каплю родинки на виске.

Скажи звезда, ты ли тлела нам

Сквозь зимней ночи пустынный храм,

Когда, не думая ни о чем,

Ступили в жизни упругий челн?

Когда, последнюю грань тепла

Испив до дна и спалив дотла,

В последний раз примеряли след

В пыли прекраснейшей из планет?

Скажи, звезда... Но звезда молчит -

Лишь черный румпель из рук торчит,

И, как пришедший под утро сон,

Над ржавой лодкой молчит Харон.

Оставим бухты - тоска права,

Сомнем изнеженных судеб ложе -

В свинцовых буквах живут слова -

Их можно бережно потревожить,

Так, вытрем кисти, поднимем мост -

Как пыльный занавес сквозь эпохи -

От худших истин, от лучших слез -

От звезд - останутся эти строки,

И кто-то, щурясь, в их сень нырнет -

И дальше по миру понесется,

А сердце чует - старинный мед -

Чьи пчелы померли - чище солнца!

Пуст и горек, дерзок и прост
Нам доставшийся слог -
Пусть и дальше дымится хвост
Нами брошенных слов!

Дрогнул времени старый конь,
Скрипнул сумерек круг -
Пусть еще погорит огонь
Нас запомнивших рук.

Проще не был, страшней не стал -
Вдавлен в памяти воск,
Остывает тупой металл
Нами сорванных звезд.

Чаша века еще полна -
Мучься, бойся, мечтай -
Пусть печальней звякнет струна
Нам доверенных тайн.

Пусть иные уста хранят
Пенки серых столиц -
Мне довольно - в бездонность дня -
Пары пущенных птиц.

Фельдмаршал

Твой век уже сгорал - старинные слова,
Последних теплых дней янтарное сиянье...
Парил кадильный дым - и "Господи воззвах"
Сипели с крылоса крестьяне.

В дверях седой звонарь лукаво отдал честь,
До дома шли вдвоем - с полей тянуло гарью,
А дома ждал курьер - и в рыжем сургуче -
Мальтийский перстень Государя.

Нахмурясь, прочитал: "Не время для обид.
Мне Цесарь пишет вновь - в залог всегдашней дружбы -
Доверить корпус вам. Что было, Бог простит.
А вы - немедленно на службу."

"Мундир мне! Запрягать!" - зашебуршился дом,
Шеренгами штыков затрепетали кроны,
И - как больная мать - в пустой дверной проем
Взглянула тусклая икона.

А где-то плыл Милан в огне созревших грозд,
Метался волчий Рим, вонзаясь в мрамор ворсом,
Курился Сен-Готард - и узкий Чортов мост
Над черной пропастью простерся...

Все это было - там, а здесь - в стоверстный бег,
Врастая, кони шли, как звери на ловитву,
В трескучей бричке старый человек
Шептал вечернюю молитву...

Что помнят декабри
исписанной бумаги -
Какой суровый сев
и отболевший слом,

Когда корабль зари
скользит по стогнам Праги -
И гулко рявкнул лев
с раздвоенным хвостом?

Мы, как в тонель, вошли
в слепое постоянство,
Остались пыль и пот
от самых звонких сил -

И больше нет земли -
лишь тяжкий ком пространства -
И побожился Петр -
И петель возгласил.

Почем теперь продашь
свои крутые тропы,
Своих когтистых лап
невиданную прыть,

Готическая блажь -
прекрасный всплеск Европы -
Когда она - была,
а мы - учились быть?

Притихни, яркий прах,
ведь мы - уже не в споре,
Над бездной слез застынь,
слиянье дерзких сфер! -

...полуслепой монах,
иных веков скрипторий,
Бурлит сквозь их латынь
истерзанный Гомер...

Уходит тяжкий шторм,
туснеет склонов мех,
Звенит иссохший терн,
пронзая в песни птичьи -

И может статься, что
наш сладковатый век
Еще поймает тень
какого-то величья...

Уже знакомый мыс,
уже почти финал -
Сюда ль стремились бед
дымящиеся тропы?

Ты долго плыл, Улисс,
ты многого не знал -
И многого тебе
не скажет Пенелопа.

Но - наклонилась гроздь -
пора отмерить всем,
Пора, вздохнув, раздать
комические маски -

Вот дом, и в доме - гвоздь -
повесить пыльный шлем,
Порезать хлеб - и ждать
cияния развязки.

... лишь предзакатный бриз
колышет кудри вод,
горят, как облака,
прекрасные седины -

Чем будешь ты, Улисс,
когда она придет
В разбитых башмаках
неузнанного сына?

Вся жизнь - это сборы в путь,
Вокзальная гарь и звон,
Но - сбудется что-нибудь -
И сдвинется в ночь вагон -

Чтоб памяти - прямо в пасть,
Чтоб в точку надлома - меть,
Еще солонее сласть,
Еще неприступней смерть,

Да, вырастет ноавый хлеб -
Напишется новый гимн,
Но - видишь - пока не слеп -
Земля уходит к другим -

У них - другие слова,
У них - другие черты,
Но - так же страшно права
Их капелька вещества
Над грохотом пустоты.

Ты так же вернешься - и так же оставишь Итаку -
Лишь вздыбится парус сквозь нас проступившего дня -
И зыбкие тени еще не загаданных знаков
Бесшумно раздавят туснеющий контур меня;

Усталые пальцы погладят иссохшие кисти,
Споткнувшийся ветер скользнет по губам - говори -
Пусть низкое солнце бездарно заученных истин
Наш век ускользающим, узким лучом озарит!

Разкрошено время, разсказано жадно и много -
Где все? - заостренная жилка взирает с виска,
По льду замирающей жизни белеет дорога,
По дну отступающей речи чернеет строка...

Доживем - по земле дотаскаем
безпамятства гул,
Только вечности камень, сверкая,
из рук ускользнул,

Только сердцем насытилось жало
остывшей звезды -
И нам сразу мучительно мало
земли и воды,

И куда же земное - так рано -
скозь пальцы ушло?
Лишь, как черное эхо, над раной
дымится жерло,

Слово вырвалось, вытянут жребий,
растрескался щит -
Лишь дыра в оксамитовом небе
над нами горит,

Словно ванты, вздымаются вены
натруженных рук -
Посмотри, все дороги вселенной
струятся у дыру -

По отточенно-розовой кромке
как полчища крыс -
С громыхающей сцены - в потемки
Бездонных кулис.

Останься - в цепи возвращений ослабло звено,
В опавшие руки обрушилась горькая гроздь,
В свинцовую землю ложится стальное зерно -
И плащ потускневшего неба повешен на гвоздь.

Давно уж не дети - закатные тени детей,
Строптивые внуки вполне безымянных причин -
Присядем, раздуем лохматые угли потерь -
И дальше потащим костистое имя мужчин,

Срываюся крючья, коряги сбиваются в плот,
Сейчас оттолкнуться - а дальше - ни дна, ни следа -
Лишь яркая точка, как в толще бездомия брод -
Звезда, уводящая по небу вверх и вперед,
Я знаю, ты слышишь, моя ледяная звезда!

Песенка о пензенском бревне

По капле выжаты миры,
Но - знаешь - все равно -
Есть в Пензе около Суры
Наклонное бревно.

Скитаться лень, остаться лень,
Кичливый век - до дна,
Но - над землей осталась тень
Наклонного бревна.

Пусть дальше так уже нельзя,
Но спрячь свою вину,
Пока несет твоя стезя
К наклонному бревну -

Пусть выпит пошленький "Визит",
Как звонкое вино -
Сиди, пока в веках скользит
Наклонное бревно.

Все в мире сказано, но что ж -
Пусть будет тишина,
Пока в спине не меркнет дрожь
Наклонного бревна.

Пусть стерлась жизнь, пусть смялась честь,
Пусть все предрешено -
Есть в венах кровь - а в Пензе есть
Наклонное бревно!

Пусть в самом ярком мартобре
Нам всем пойти ко дну -
Моя тропа ведет к Суре -
К наклонному бревну.

За время и место, за истин усталые очи,
За жаркие спины несущихся в вечность коней,
За тихое счастье стать пылью щербатых обочин -
И розовой каплей со дна опрокинутых дней -

Заплачено мелочью будней, крикливых и серых;
Сквозь тонкую корку историй, рассказанных зря,
По самому краю нам небо отмерившей меры,
Как капелька крови из строк проступает заря...

Попробуй еще - обнаженные корни весны,
Сплетутся, как пальцы, и время уже не осудит -
И только проступят блаженные, тихие сны
Сквозь черную корку навеки не сбывшихся судеб,

Но сложим в рюкзак опаленные крылья - и в путь -
Пусть утро посветит сквозь памяти тесные прутья,
Попробуй еще - поноси свою тихую суть
По миру, забывшему привкус мучительной сути,


Попробуй, попробуй - еще не рассыпался плот,
И тонкий ледок тишины до конца не растаял -
Но страшное солнце над нами безмолвно взойдет,
И утренний ветер последнее в нас пролистает...

Вот, и смотаны тусклые стропы
упавшей луны,
Вот, и пройдена хриплая повесть
прозрачного парка,
Но зияют окопы -
боюсь, не последней войны -
И бездомная совесть
ушла на войну санитаркой.

Память бросила семя
в иссохшие борозды стен -
Ты не сбейся, считая,
осколки нелепого лета,
Не забудь, как взирает пустая
бутылка рассвета,
И неверное время
уходит по веточкам вен.

Серый сумрак искромсан,
созвездья торчат в безпорядке,
Перепачканы годы,
осыпалась хрупкая высь -
Неужели, дождемся -
на тающем пятом десятке -
Той позорной свободы,
которой отцы дождались?

Лиловый край земли
трепещет, замирая -
Вы выбрали свой век,
ленивые сердца!
Но тише - корабли
неназванного рая
Скользят вдоль наших рек,
как долгий взгляд слепца.

Но помни - нам дана
изящнейшего слова
Избитая тропа
сквозь суету и суть -
И вот уже со дна
мучительно-земного
Восходит утра пар...
Прости, когда-нибудь

Мы сможем позабыть
невыразимо-краткий,
Безстрастно - все о всем -
проговоривший миг -
Ну, а пока нам плыть,
лохматая тетрадка,
Свинцово-нежный ком
родного безпорядка -
И - как бездонный дом,
немеющий язык!