Нет, уже не о том!

Жалкие всплески тем -

Вечер с рыжим хвостом,

Пыльный остывший фен.

(Больше не нужный дом -

Только коробка стен.)

Да, уже не придешь -

Что ж вспоминать о тех,

Кто превратился в дрожь,

В складку на немоте?

(Где начинается дождь -

И кончается текст.)

Гордой рыбой выскользнешь из сачка,

Распахнешь окно - только ветер вей!

Ты, как Лия, ходила в толстых очках,

Как Рахиль, родила двоих сыновей,

Твой трамвай - навек - попадает в такт,

Стук твоих каблуков соскользнул в рассвет...

Почему с нами вышло именно так?

Потому что - лучшего - просто нет.

Жизнь рождается в смерти, а все остальное - стиль -

Кружева и ленточки тихой домашней лжи...

(Но Иаков видел, как умирала Рахиль -

И сумел после этого как-то на свете жить.)

Захлебнуться временем, цепко оставить след,

Улыбнуться утру, когда судьба - на нуле...

(Ведь Иаков знал, что Иосифа больше нет -

И еще на что-то расчитывал на земле.)

Пусть все, что нам выпало, можно сказать в пол-строки,

Сжать в одно непогожее лето, в белесую дверь,

За которой - женщина, оставившая только духи -

Жгуче-сладостный Poison, какой не купишь теперь.

Даже если нам больше - не вымолить, не повторить,

Не поймать в полете канувшее в полночь пальто -

Все равно есть что-то, за что нужно благодарить -

Осторожным шепотом, там, где не слышить никто.

Не услышит ненастная ночь за окном,

Не запомнит зрачка твоего -

И пусть сон этот даже останется сном -

Все равно, я видел его!

Я прошел его, как онемевший вокзал,

Выпил, как со стихами тетрадь -

И такое расслышал, такое узнал -

Что иным не дано узнать.

Но послушай - ведь можно - с начала, точь-в-точь -

Нет, не смейся. Прощай. Уходи.

Дует ветер, как лодка, болтается ночь -

Вот и все. И снова один.

Я был - пролитым вином,

Шагами в гулкой ночи,

Недорассказанным сном,

Чуть слышным словом: "Молчи!",

Движением влажных плеч,

Объятьем покорных рук,

Стенами, в которых речь -

Лишь испуганный звук.

Я был - пусть смешон, пусть груб,

Целый мир напоив,

Чуть горьким привкусом губ,

Что теперь - не мои.

Но хватит! Что повторять

Размокший список потерь?

Я был - и буду опять

Игрушкой твоих детей.

И сказано - и не прошепчешь опять,

Не выпутаешь из сюжета -

Нет, как же ты смог это все растерять,

Рассыпать по белому свету?

Нагнать - и ужасно, бездарно - отстать,

Назвать - и не вспомнить, как звали?

Как пусто... До края - белеет черта.

Икусство нелепой детали.

Мир, приютивший нас

В тесной комнатке снов -

Немы провалы глаз,

Немы дыры от слов.

Сердца терпкая взвесь,

Пальцев липкая боль -

Что ты оставишь здесь?

Что ты возмешь с собой?

Если остался - взгляд

В полночь - и страх, как яд?

Кто-то придет назад -

Только уже не я.

Горький свет. Значит, это... сон,

Просто сон - и не стоит слез?

За окном - хрипота ворон

И разболтанный свист колес.

Сел, нелепо протер глаза -

Вот он, очередной из дней!

Ты не можешь о всем сказать

Никому (даже ей).

Ни томительной тишине,

Ни обрывкам прошлых имен -

Нет, не скажешь - даже во сне,

Даже зная, что это сон.

Осыпался мрак, городские задворки проснулись,

Но мир еще дышит в усталых объятьях вчера -

Ты думаешь, стоило помнить названия улиц,

Провалы дворов - и растраченных лет номера?

И кто повторит городских вечеров скоротечность,

Обитых карнизов и лестниц слепую судьбу?

Из снов, отлетевших в рассветы, слагается вечность -

Как толстая книга из тысяч рассыпаных букв.

И вот - как две птицы по краю осеннего пляжа,

Как две до конца дозвучавшие линии нот...

Никто ведь не вспомнит, никто ничего не расскажет,

По лестнице звонкой никто в твою ночь не взойдет!

Ты не оставишь в ящике ключ,

Не спросишь снег ни о чем,

Не разрешишь, чтоб полночный луч

Поцеловал в плечо,

Ты не присядешь, не включишь свет,

Не отопьешь воды...

Все-таки, нет? Да, наверное, нет -

Только пепел и дым,

Только истоптанные пути,

И серых пальцев дрожь.

Значит, уже нет смысла идти,

Но ты все равно пойдешь -

Твердо, вдоль края лысой луны,

Прячась в тени, как зверь -

В дом, куда не пускают сны -

И тихо закроешь дверь.

Усталый странник пойдет на свет,
Рука заката погладит пыль,
Наш жребий вынут - другого нет,
Судьба иссохла - осталась быль
(Иаков уже схоронил Рахиль).

Но - как ненужный уже вопрос,

Как всполох вечности за спиной -

Остался шепот ее волос,

Чуть слышно тронутых сединой.

Он здесь - как брошенной птицы стон,

Как шумным миром забытый храм...

Молчи! Иосифу снится сон

(Такой, какие не снились нам).

Если имя - меркнет, а время - врет,

Если все уж сказано наперед,

Если стал бояться ее вещей -

(С кем ты в сердце спишь, если спишь вообще?)

Перестать звонить, отпустить, простить,

(Всех созвездий пепел - в одной горсти)

Как засохший лист в тишине сорвать -

И никак, никак уже не назвать!

(Потому что в имени дремлет боль,

Потому что имя ушло с тобой.)

Как дверь, за которой - уже никого,

Как сон, переживший смотревших его,

Как бездна, которую не переплыть,

Как счастье которое лучше забыть,

Как тихая, твердая поступь сквозь тьму,

Как слово, что брошено - так, никому...

Но было - лишь всплеском, лишь вздохом, лишь раз -

В немыслимый узел связавшее нас.

Вот снова - память смолчала,

Вечер - сдавленно-ал -

Никто не слушал с начала,

Никто не смотрел финал.

И ладно - все вышло глупо -

Как будто рассыпал сны,

Твои упрямые губы

Поставив на кон весны,

А дальше - будет... - не будет...

Все путаюсь в нитках лет,

Как все усталые люди,

Доволен тем, чего нет.

Ночи давнего марта расплесканы вплавь,

Фонари пялят ржавые блюдца;

Если все наши сны - чья-то серая явь,

То зачем я пытаюсь проснуться?

Ничего не найдется, не скажется вдруг -

Не толкнет теплым воздухом в темя;

Как отпитая вечность - касание рук,

И колючее, хрупкое время...

Зимний вечер отмерит нам выпавший час

Розовато-неверным огнем -

Просто время придет - и не спросит о нас,

И мы тоже не спросим о нем,

Просто время вернется под - ныне ничей -

Декабрями растоптанный кров -

Сквозь мою половину безсонных ночей -

И тебе недосказанных снов.

И останется только ладони разжать -

И смотреть, как сгорает дотла -

То, что важно, что смог из тебя удержать -

Темно-серый осколок стекла.

Все рассыпалось в пыль, но... спасибо, уже не болит,

Не зовет по ночам ледяную, как вечность, разлуку -

И мы снова идем по предзимним садам Гесперид -

И я грею в руке твою тихую руку.

Так, листая пустые страницы распавшихся лиц,

Так, внимая стальному молчанью квартального эха -

На заснеженных плоскостях некогда шумных столиц,

На развалинах некогда юного века -

Забываешь про все, уступаешь дорогу всему -

И метнувшейся птице, и смятому полночью звуку -

Только не говори! Ничего. Никогда. Никому.

Только не отнимай твою руку!

Так не ищут свободу, не пробуют речь -

Полудетская одурь тех маленьких встреч,

Снов, забившихся в угол, набухших строкой -

Рук, держащих друг друга над черной рекой.

Край полночного пляжа из неба торчит,

Кто-то - верю - расскажет, но ты промолчи -

И о том, что листали вдвоем, как тетрадь -

И о том, что не знали, как даже назвать,

Том, что в душах не тонет, зовет из огня -

Что твоею ладонью коснулось меня,

Том, что после прольется сквозь теплую тьму,

Том, что просто сойдется - один к одному.

Словно истрачен воздух,

Словно выплеснут свет
(Так упавшие звезды
Помнят о синеве)

Утро - и неизбежность -
Тускло смотрят на нас
(Так вытекает нежность
В щелочки сонных глаз)

Там, где была святыня,
Молча растет трава
(Так произносят имя,
За которым - провал)

На губах - еле слышная нотка разлуки,

Край рассвета над голым окном занесен,
Спят твои сероватые, тихие руки -
Они одни помнят все.

Ты проснешься и спросишь - опять! - о погоде
(Кто б поверил, что так - иссякает - любовь?)
Кофе сварен, раскрыт чемодан, ты уходишь.
Не знаю, придешь ли вновь.

Снова пойманной птицей молчанье забьется,
Ненаписанной книги запутав концы...
Словно в полночь, тайком отхлебнул из колодца,
Глубокого, как Коцит.

У любви нет снов, у любви нет слез -
Лишь забытой боли застывший воск.

Лишь молчанье времени позади -
И у спящей - родинка на груди.

Ничего - конечно же - не вернуть,
Но как страшно верить, что пройден путь,

Что ни сгусток сладости, ни вина
Никогда уже не всплывет со дна.

Розовеют строчки ночных огней,
Остается то, что всего больней,

Что узнают стены, окно, кровать,
Но душа не в праве уже назвать -

Что такой же ночью - в последний раз -
Ярко-белой вспышкой прошло сквозь нас.

Серая точка, замкнувшая круг,

Имя, что выскользнет - льдинкой - из рук,

Воды, которые не переплыть,

Встреча, что вспомнишь, чтоб тут же забыть,

Свет, что звенит, разбиваясь о тьму,

Взгляд, что не в силах простить никому -

Даже в безсонные два - сорок пять,

Даже когда уже нечего ждать.

Нет, не будет жгучих полночных звезд -

Только точка боли пронзит виски...

Мы расстанемся просто - без вытертых слез,

Без пожатия тонкой, как лед, руки.

Только там, в уже неземной весне,

Ветер будет жалобно звать беду -

То, что можно потрогать только во сне

И назвать по имени только в бреду!