И кровь, и вино поглотила бумага,
На пиршестве глаз опустели столы,
Иссохшее тело ржавеющей шпагой
На лестнице в вечность гремит об углы -
Нам выпало так - и другого не надо,
Лишь, время, сквозь щелочку жизни повей,
Как радуга тонким, дыханием яда -
Последнего дара любимой моей!
А все остальное - не в нашей ли власти?
Так выпрямись, сбрось налетевшие дни -
И ключик до горечи острого счастья
В зияющих ранах души поверни.
А - дальше - еще предрассветней и горше -
Базальтовым чудищем позван на пир,
Ты сам себе Цезарь - и сам заговорщик,
А там - может статься, что сам - и Шекспир.
Все ниточки спутало, подписи - стерло,
Тропинка - сквозь снег и века - напрямик,
Торчит из-под куртки стесняющий горло -
Совсем не из этой судьбы - воротник...
На пиршестве глаз опустели столы,
Иссохшее тело ржавеющей шпагой
На лестнице в вечность гремит об углы -
Нам выпало так - и другого не надо,
Лишь, время, сквозь щелочку жизни повей,
Как радуга тонким, дыханием яда -
Последнего дара любимой моей!
А все остальное - не в нашей ли власти?
Так выпрямись, сбрось налетевшие дни -
И ключик до горечи острого счастья
В зияющих ранах души поверни.
А - дальше - еще предрассветней и горше -
Базальтовым чудищем позван на пир,
Ты сам себе Цезарь - и сам заговорщик,
А там - может статься, что сам - и Шекспир.
Все ниточки спутало, подписи - стерло,
Тропинка - сквозь снег и века - напрямик,
Торчит из-под куртки стесняющий горло -
Совсем не из этой судьбы - воротник...
Комментариев нет:
Отправить комментарий
комментарий